Приветствую Вас, Гость! Регистрация RSS

Лихолетие 90-х

Пятница, 29.03.2024
Виктория Шохина

Октябрь 93-го: кровь на кончике пера - литераторы как провокаторы

Источник: Свободная пресса, 2013

Свободная пресса" продолжает серию публикаций о драматических и кровавых событиях 1993 года. Сегодня Виктория Шохина вспоминает о роли литераторов в противостоянии у стен Белого дома.

Расстрел Белого дома 4 октября 93 года – последняя, кровавая точка. Провокаторов было много. Но самое страшное –  литераторы-деpьмократы-либералы, не устававшие подначивать президента. Oни имели доступ к Ельцину, именно oни требовали решительных мер – и президент их услышал.

В марте 93-го литераторы-деpьмократы-либералы писали письма в поддержку ОСУ – "Особого порядка управления", объявленного Ельциным. А в начале августа 36 литераторов опубликовали в "Литературных новостях" обращение к согражданам, в котором призывали "провести досрочные, не позднее осени текущего года, выборы высшего органа законодательной власти". И 15 сентября президент пригласил авторов письма на дачу на улице Академика Варги (ту самую, где в августе 91-го собирались гэкачеписты).

Те дачные посиделки напоминают главу "У наших" из романа "Бесы". "Нужен прорыв! – восклицала Мариэтта Чудакова. – "...Сила не противоречит демократии ей противоречит только насилие”... И не нужно бояться социального взрыва. Андрей Нуйкин, будто он кадровый офицер, "напомнил, что в офицерском уставе за промедление в бою полагаются большие наказания". Им вторил Лев Разгон: "Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц (ату ее, Pостовскую, в яичницу -M.P.)". Прямо как Петруша Верховенский, вопрошавший: "Что вам веселее: черепаший ли ход в болоте или на всех парах через болото?"

И президент помчал "на всех парах через болото". 21 сентября он издал Указ №1400. Конституционный суд во главе с Валерием Зорькиным признал этот указ неконституционным и являющимся основанием для отрешения президента от должности. Литераторам-деpьмократам это не понравилось.

Апелляция к закону, естественное стремление к норме – вещь для деpьмократ-либералов совершенно непереносимая. Поскольку сильно сужает пространство для маневрирования – прагматического ли, революционистски-бескорыстного ли, с дальним ли, с ближним ли интересом. "Разговоры о легитимности-нелегитимности пусты", "Да, переворот. Да, неконституционно. Да, революция. Подумаешь, 40+% не согласно.  Ну и что?", – закричали писатели-деpьмократы.

А 5 октября в "Известиях" появилось печально знаменитое Письмо 42-х. Удивительное и по времени появления, и по содержанию, и по лексике. Заголовок гласил: "Писатели требуют от правительства решительных действий". И далее, по тексту: "Хватит говорить... Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу". Между тем Белый дом уже расстреляли ...

Депутатов Верховного Совета подписанты называли не иначе как фашисты и красно-коричневые и напрямую связывали с гэкачепистами, игнорируя тот факт, что тогда, в августе 91-го, Руцкой и Хасбулатов были с Ельциным по одну сторону баррикад. И еще момент: призывая – недемократично и нелиберально – закрыть ряд СМИ ("День", "Правду", "Советскую Россию", "Литературную Россию" и др.), демократы-либералы также призывали "признать нелегитимными не только съезд народных депутатов, Верховный Совет, но и все образованные ими органы (в том числе и Конституционный суд)".

Понимали легитимность они по-своему – что сейчас им (президенту) выгодно, то и легитимно. Их совсем не смущало, что в случае выполнения этих требований нелегитимным окажется и сам президент – ведь закон о введении поста президента принял Съезд народных депутатов.

Кто именно сочинял Письмо 42-х – неизвестно. Но в любом случае оно являет собой яркий образец вульгарной пропаганды – с множеством подтасовок и натяжек, с пошлым и одновременно грубым словарём. О чем думал академик Лихачев, ставя свою подпись под этим? О чем думала Белла Ахмадулина? О чем думал Виктор Астафьев, чья подпись, вопреки порядку алфавита, стаяла последней?

Были, наверное, среди подписантов люди, искренне верящие в то, что в Белом доме засели коммуно-фашисты и (что, пожалуй, существеннее) – антисемиты.

Были люди практичные, рассчитывающие на издание собрания сочинений, дачу в Переделкине, грант какой-нибудь. Таких было большинство.

Были литераторы, которые получали удовольствие от расстрела Белого дома. Так, Булат Окуджава, один из 42-х подписантов, говорил: "Для меня это был финал детектива. Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним совершенно не было".

В народе Письмо 42-х назвали – "Раздавите гадину!". На самом деле гадины в письме не было. Призыв этот выкрикнул по радио "Эхо Москвы" Юрий Черниченко.

Литераторы молодого поколения, не попавшие в число 42-х, срочно организовали "Союз 4 октября" (Александр Архангельский, Модест Колеров, Андрей Немзер и др.). То есть демократы и либералы решили чистить себя под знаком расстрела парламента! (С таким же успехом можно было организовать Союз в честь расстрела в Новочеркасске.)

"...Нынешнее столкновение властей – неизбежный и закономерный этап в предстоящем долголетнем пути освобождения от коммунизма", – меланхолично констатировал из вермонтского далёка Солженицын. Он вроде бы тоже верил, что в Верховном совете заседают "сторонники тоталитарной власти"

К Нюрнбергскому суду над Хасбулатовым, Руцким и др. "за попытку спровоцировать, развязать, опираясь на определенные организации и силы, гражданскую войну" призывал и Алесь Адамович, один из 42-х подписантов и, возможно, один из авторов Обращения. Адамович очень просил пресс-секретаря президента Костикова показать Ельцину его статью "Власть не должна валяться под ногами".  "Со слуха идея нравится", – сказал Ельцин.

А что ему могло там нравиться? Если бы руководство КПСС было признано преступным (как руководство НСДАП в Германии), если бы была проведена люстрация, то Ельцину и его команде (включая Гайдара, Чубайса и пр.) нельзя было бы занимать руководящие посты. И не было бы Ельцина. Да и Путина не было бы.

Вообще это тоже удивительно! Ельциноиды (так народ назвал сторонников и поклонников президента) все как один кляли коммунистов. И как будто не замечали, что их любимый президент – самый что ни на есть реальный коммунист-аппаратчик. А то, что Ельцин демонстративно вышел из партии и стал говорить про большевиков "oни", – дела не меняет. Если у него были идеалы, то он их предал. Если идеалов не было, то он – обыкновенный карьерист.

В те дни Владимир Максимов, Андрей Синявский, Пётр Егидес объединились, распри позабыв, чтобы сказать о ситуации. Название их статьи звучало призывом: "Под сень надёжную закона..." ("Независимая газета", 16.10.1993) В статье говорилось: "...не забудем, что трагедия началась с президентского указа, и спросим хотя бы сами себя: неужели глава государства настолько близорук, что не мог просчитать последствия? Когда нарушал закон, по которому стал Президентом? И каков в этих событиях процент президентский близорукости, а каков – расчета? Но не называется ли такой расчет провокацией?". Дальнейшая судьба Ельцина, по их убеждению, должна была быть такой: "Только отставка. Монастырь. Грехи замаливать".

Они были наивны, призывая Ельцина и деpьмократ-либералов под сень закона. Да и грехов за собой никто не признавал. А наивных диссидентов стали прессовать опять же свои. Так, поэтесса Олеся Николаева назвала свою статью в "Московских новостях" ехидно: "Парижские посиделки". Дескать, не след судить о событиях в Москве из Парижа. А главное, утверждала Николаева, "в те часы альтернативой Ельцину был Сталин".

В коллективно возбужденном сознании деpьмократ-либералов всё смешалось: Хасбулатов как новый Сталин (потому что чеченец и с трубкой); красно-коричневые защитники Верховного Совета (коммуно-фашисты); вульгарно-циничное именование Белого дома "Биде", которым радостно пользовались демпублицисты; икона Владимирской Божьей Матери, которая будто бы осеняла расстрел и лично президента Ельцина. "Что бы Вам ни говорили, Владимирская Божья Матерь спасла Москву, спасла Вас, спасла нас" – подбадривал президента А. Архангельский в "Литературной газете". Этот причудливый микс литераторы воспринимали как торжество деpьмократических принципов.

"Мне сегодня тяжело: почти вся русская интеллигенция за Ельцина, а я – против", – сокрушался Андрей Синявский. Но всё-таки не вся. Во-первых, против Ельцина была литераторы из стана патриотов – Василий Белов, Юрий Бондарев, Владимир Бондаренко, Александр Проханов, Валентин Распутин, выступавшие на страницах газеты "День" (потом –"Завтра"). Во-вторых, и среди деpьмократов были нормальные люди. Так, Анатолий Рыбаков на вопрос "А вы бы подписали [Письмо 42-х?]", ответил резко: "Нет!  Писатель не может одобрять пролития крови"

Может быть, лучшим ответом были стихи Андрея Вознесенского:

И снайперы целятся с кровель.
Мы жмемся к краям мостовой.
Гуманизм не пишется кровью,
в особенности – чужой"
 ("Известия" от 07.10.93).

В те дни поэт сдавал кровь для раненых. Один деpьмократ сказал на это злобно: "Да он просто пиарится...". "А что же ты, сука, так не пиаришься?" – подумала я. Но спорить уже не хотелось.

... В моргах как попало сваливали убитых. Военные привозили трупы в крематории в полиэтиленовых пакетах. Что за люди погибли, сколько их было – кто ж считает! У нас не принято. Как сказал тогда один высокий чин МВД, они, "откровенно говоря, и не ожидали такого ажиотажа вокруг трупов. Если бы предполагали его, специально считали бы их потом" ("Независимая газета". 26.11.93). Чин, конечно, не был литератором-деpьмократом-либералом, но высказался вполне в их духе.

А ведь литераторы эти были умны и талантливы. Эстетически развиты, что подразумевает и этическую развитость. Они писали книги, которыми мы зачитывались, стихи, которые мы знали наизусть. Кого-то из них даже называли совестью нации. Они были красивы, в конце концов... Но тень от расстрелянного Белого дома легла на всё. Такие деpьмократы, такие либералы, такая "совесть нации”.

В своём письме они умилялись "нашей юной, но…достаточно окрепшей демократии". Они не заметили, что труп нашей юной демократии так и остался в морге неопознанным и невостребованным. А потом труп сожгли и похоронили, где – никто не знает.

В.Юдин, журналист:  Знаете, что меня тогда особо потрясло? Позиция нашей либеральной интеллигенции. "Совесть нации”, так сказать. Некоторые из них просто лучились радостью.  Булат Окуджава, тот вовсе сказал: «Я наслаждался этим зрелищем».

Илья Константинов: A я все равно люблю песни Булатa Окуджавы
 
B те трагические дни октября Гранин и Данин, Иодковский и Костюковский заодно с похабным матерщинником Астафьевым и фарфорово-изящной старушкой Ахмадулиной вопили: "Добей гадину!"

B пятую годовщину расстрела Дома Советов корреспондент газеты "Настоящее время" Игорь Зыбин обратился ко многим еще оставшимся в живых авторам того образца изящной словесности с вопросом: что они думают о своем поступке теперь? За одних ответил так и не скопивший за сто лет своей жизни серого вещества Лев Разгон: "Я бы и сейчас с удовольствием (!) подписал письмо... Люди, которые стреляли по "Белому дому", были офицерами. Они выполняли свой долг, им было поручено, это была их работа". Нет, Мафусаил демократии, расстрел безоружных - это не работа, а убийство, и те офицеры выполняли не долг, а преступный приказ государственных преступников. А воинский устав и законодательство дают право такие приказы не выполнять. И потому напрасно надеетесь, что и в будущем при подобной ситуации офицеры поступят "согласно своему воинскому долгу", как вы этот долг понимаете. И потом, что ж вы проклинаете энкавэдэшников, которые расстреливали врагов Советской власти? Ведь они тоже выполняли приказ!.

          В таком духе ответили и другие мастера художественного слова. Яков Костюковский: "Мое отношение к тем событиям практически (?) не изменилось... Действия президента были правильными..." Юрий Черниченко: "Ни о чем я не жалею. Этот путь пройден, но мы могли бы сделать много больше..." О, да! Могли.

          Многие мастера-подписанты "под различными предлогами отказались отвечать": Григорий Бакланов, Татьяна Бек, Борис Васильев, Александр Гельман, Юрий Давыдов, Григорий Поженян. "Интересная история с Ахмадулиной, - пишет И. Зыбин. - Белла Ахатовна, я звонил вам девять дней, на десятый подошел к телефону ваш муж Борис Мессерер и сказал, что вы не интересуетесь политикой и ничего говорить не будете". "Ах, ах, мадам охладела к политике!"

          Однако же кое-кто из этой публички хоть и стеснительно, но все-таки сожалеет о содеянном. Так, Римма Казакова сказала: "Чувствую, что это было, мягко выражаясь, непродуманное мероприятие. Тогда я была на стороне Ельцина... В итоге я поняла, что инакомыслящих надо убеждать, а не сражаться с ними. В какой-то момент расстрела "Белого дома" поняла, что все это неправильно... Тогда на месте Ельцина я всех бы из "Белого дома" выпустила..."

          Что ж, хоть один голосок раскаяния, хоть негромкий, но все же прозвучал. Но ведь до сих пор мы не услышали ни единого слова сожаления ни от тех, кто вдохновлял на кровавую расправу и требовал ее, как те мастера художественного слова, как Новодворская и Немцов, ни от тех, кто руководил расправой, как Ельцин, Черномырдин и Грачев, ни от самих расстрелыциков, ни от тех, кто потом оправдывал расстрел, как Солженицын, Шумейко, Ковалев. И среди этих молчальников мы видим нашего "человека русской культуры", рвущегося в президенты Гришy  Явлинского .
 
Бушин Владимир Сергеевич. Tекст здесь