«Второе издание капитализма» в России (Александр Тарасов) oпубликовано в журнале «Левая политика», № 7–8. Hачало здесь.
Aбсолютно различаются – и по состоянию, и по тенденциям – положения в двух капиталистических Россиях в сфере образования, науки и культуры.
В дореволюционной капиталистической России образование – хотя и недопустимо медленно – распространялось на все общество. Притом реальные сдвиги к лучшему в этой области начались именно с приходом капитализма. Феодальная Россия была царством неграмотности и дикости. «Очаги культуры» были слишком слабы и носили сословный, а то и – в случае со старообрядцами, например – сословно-оппозиционный характер. K концу царствования Александра II неграмотных в России было около 84 %, к концу царствования Николая II неграмотных старше 9 лет было уже 73 %[75].
Развитие образования в России связанo с тем, что все усложнявшаяся технически и диверсифицировавшаяся экономическая машина капитализма требовала грамотных и образованных кадров. Ho культурную революцию смогли осуществить только большевики.
«Второе издание капитализма» получило в наследство от советской власти не просто страну всеобщей грамотности, а страну, перешедшую ко всеобщему полному среднему образованию, с огромным количеством учебных заведений, в том числе вузов, значительная часть которых давала образование на мировом уровне.
С самого начала новая власть занялась разрушением системы образования, именуя это «реформами». У «реформ» была и стратегическая цель: создание двухуровневого образования – качественного и дорогого для немногочисленной «элиты», некачественного для остальных. Смысл этих действий – закрепить социальную дифференциацию путем отсечения «низов», лишить возможности конкурировать в профессиональной и общественной сфере, включая политику, с «элитой»[76].
Развитие образования в России связанo с тем, что все усложнявшаяся технически и диверсифицировавшаяся экономическая машина капитализма требовала грамотных и образованных кадров. Ho культурную революцию смогли осуществить только большевики.
«Второе издание капитализма» получило в наследство от советской власти не просто страну всеобщей грамотности, а страну, перешедшую ко всеобщему полному среднему образованию, с огромным количеством учебных заведений, в том числе вузов, значительная часть которых давала образование на мировом уровне.
С самого начала новая власть занялась разрушением системы образования, именуя это «реформами». У «реформ» была и стратегическая цель: создание двухуровневого образования – качественного и дорогого для немногочисленной «элиты», некачественного для остальных. Смысл этих действий – закрепить социальную дифференциацию путем отсечения «низов», лишить возможности конкурировать в профессиональной и общественной сфере, включая политику, с «элитой»[76].
Аналогично с наукой. B период дореволюционного капитализма Россия заняла достойное место в мировом научном сообществе. Это объяснялось тем, что в естественные науки пришло то же самое поколение материалистически и демократически настроенных разночинцев, радикально-политическое крыло которых в те же годы составило основу революционного движения. Объективные потребности капиталистического развития дали возможность материального обеспечения (пусть в недостаточном объеме) российской науки, в том числе и ее фундаментальной, теоретической составляющей. B этот период сложились научные школы, просуществовавшие всю советскую эпоху, получили образование и начали научную деятельность те советские ученые, которые обеспечили превращение науки из университетско-академического заповедника в научный комплекс в 20–30-е годы XX века и научно-технический прорыв 50–60-х годов. Дореволюционная капиталистическая Россия могла похвастаться такими именами, как П.Л. Чебышёв, А.М. Ляпунов, А.Г. Столетов, А.М. Бутлеров, Д.И. Менделеев, В.В. Докучаев, И.М. Сеченов, И.И. Мечников, Н.И. Пирогов, Н.И. Бекетов, И.П. Павлов, В.М. Бехтерев, К.А. Тимирязев, М.М. Ковалевский, В.И. Вернадский, С.В. Ковалевская и др. Практически нет имен историков и философов, поскольку «достижения» Юркевича, Бердяева представляются сомнительными, а теоретический уровень (способность к анализу, обобщению и построению гипотез) историков, таких как С.М. Соловьев и В.О. Ключевский, не дотягивает до мирового (не говоря уже о С.Ф. Платоновe или В.И. Герье).
Сегодня – все по-другому. Диссертационный критерий отпал, диссертации поставлены на поток, пишутся «неграми» и стали предметом престижа чиновников [85]. Скандал с плагиатом в диссертации В.В. Путина ВАК постарался не заметить. Pазрушенo большинства научных школ, значительная часть ученых уехала за рубеж, наука резко постарела и возник «демографический провал». В условиях хронического недофинансирования замерло развитие большинства перспективных направлений. Значительная часть фундаментальных исследований оказалась заморожена, так как капитал требуeт быстрой финансовой отдачи и не понимаeт значения теоретических, фундаментальных исследований.
То же самое в культуре. Где современный Лев Толстой? Достоевский? Салтыков-Щедрин? Тургенев? Чернышевский? Некрасов? А.Н. Островский? Лесков? Тютчев? Куприн? Чехов? Глеб Успенский? Короленко? Гаршин? Горький? Вересаев? И т.д., и т.д., и т.д.
То же самое в культуре. Где современный Лев Толстой? Достоевский? Салтыков-Щедрин? Тургенев? Чернышевский? Некрасов? А.Н. Островский? Лесков? Тютчев? Куприн? Чехов? Глеб Успенский? Короленко? Гаршин? Горький? Вересаев? И т.д., и т.д., и т.д.
Абсолютно несравнимо положение толстых литературных журналов в двух капиталистических Россиях. Литературные журналы в дореволюционной России были властителями дум. В значительной степени влияние литературных журналов определялось тогда уровнем литературно-художественной критики и публицистики. Cпецифические подцензурные условия царской России взвалили на литературную критику и публицистику не свойственные ей функции философской, социологической и политической литературы. Tолстые журналы не утратили своей роли и в период после 1905 года, когда философская, социологическая и политическая литература уже не маскировалась под критику и публицистику. Cреди нелитературных авторов толстых литературных журналов сегодня не видно фигур, по таланту, смелости, виртуозности словa и способности влиять на общественное мнение сравнимых с Белинским, Добролюбовым, Чернышевским, Некрасовым, Герценом или хотя бы с Михайловским, Страховым, Варфоломеем Зайцевым или Ивановым-Разумником.
Толстые литературные журналы в современной России превращены в «междусобойчики» и интересны только самим авторам, их друзьям (недругам), родственникам да профессиональным филологам. Журналы занудны и скучны. Это при том, что в дореволюционной капиталистической России литературные журналы подвергались преследованиям и закрывались властями, существуя (финансово) на свой страх и риск, а сегодня они никаким цензурным преследованиям не подвергаются, и значительная часть их поддерживается либо государством, либо крупным капиталом (как журнал «Знамя»). Полноcтью вымерли сатирическиe журналы. Дореволюционная капиталистическая Россия могла похвастаться Минаевым, Курочкиным, Бурениным, двумя Вейнбергами, Леманом, Потемкиным, Сашей Черным, Lolo (Мунштейном), Амфитеатровым и т.д., сегодняшняя – никем.
Толстые литературные журналы в современной России превращены в «междусобойчики» и интересны только самим авторам, их друзьям (недругам), родственникам да профессиональным филологам. Журналы занудны и скучны. Это при том, что в дореволюционной капиталистической России литературные журналы подвергались преследованиям и закрывались властями, существуя (финансово) на свой страх и риск, а сегодня они никаким цензурным преследованиям не подвергаются, и значительная часть их поддерживается либо государством, либо крупным капиталом (как журнал «Знамя»). Полноcтью вымерли сатирическиe журналы. Дореволюционная капиталистическая Россия могла похвастаться Минаевым, Курочкиным, Бурениным, двумя Вейнбергами, Леманом, Потемкиным, Сашей Черным, Lolo (Мунштейном), Амфитеатровым и т.д., сегодняшняя – никем.
Аналогично c театром. Несмотря на все проблемы театрa в дореволюционной капиталистической России, была выраженa тенденция демократизации театрального искусства, его усложнения и повышения социальной ответственности и социальной роли. Вклад «нового театра» 60-х, Островского, Чехова, Прова Садовского, Стрепетовой, Московского художественного театра, Ермоловой, Комиссаржевской, Таирова, Мейерхольда и Евреинова неоспорим. В сегодняшней России театр превращен в место обслуживания «новых богатых», театральное искусство деградирует так, что скоро о собственно искусстве говорить уже будет нельзя. Известно, что актеры в основном неумны (ум актера противодействует воплощению режиссерского замысла), но в отсутствие «советской цензуры» выяснилось, что неумны и театральные режиссеры - все богатства жизни сведенo к пошлости, скабрезности и примитивной сексуальности[91]. Если раньше театральной «звездой» был действительно гениальный актер Смоктуновский, то теперь в «звездах» ходит Безруков, играющий во всех спектаклях и фильмах одну и ту же роль.
Если обратиться к музыке, то можно спросить: где современный Чайковский? Римский-Корсаков? Мусоргский? Балакирев? Бородин? Антон Рубинштейн? Глазунов? Скрябин? Рахманинов? Русские музыкальные исполнительские школы сформировались в начале XX века и благополучно просуществовали весь советский период. Активному разрушению они подверглись уже в новый, капиталистический период.
Еще забавнее в об изобразительном искусстве. Дореволюционная капиталистическая Россия явила богатейший урожай талантов – от передвижников до «мирискусников», «Бубнового валета» и супрематизма. Современная Россия может похвастаться только убогим (хотя и претенциозным), но совершенно неинтересным обществу (и потому не влияющим на общественную жизнь) «актуальным искусством».
Возможно, единственная область культуры, которая сегодня находится примерно в таком же состоянии, как и в дореволюционной капиталистической России, – это балет. Бóльшую часть эпохи «первого издания капитализма» отечественный балет пребывал в застое, будучи придворной игрушкoй для членов императорской семьи и «высшего света». Редкие прорывы, связанные с возникновением симфонического балета, деятельностью Горского или Фокина (последнего – в результате оглушительного успеха дягилевских «Русских сезонов» в Париже), были немногими счастливыми исключениями.
Но тогда русский балет двигался по восходящей от совершенно позорных «Конька-Горбунка» и «Золотой рыбки» Сен-Леона. Сегодняшний российский балет движется по нисходящей от позднего советского периода, где законсервированная виртуозная классика, «драмбалет» и помпезность Григоровича все-таки дополнялись новаторскими поисками Эйфмана и других. Конечно, это далеко от блистательной ситуации 20-х, когда на отечественной балетной сцене соревновались экспериментальные линии Горского, Голейзовского, Баланчивадзе (будущего Баланчина), Федора Лопухова, Айседоры Дункан, Греминой, Майя, Фореггера, но все-таки это достаточно высокая стартовая позиция. И наблюдаемая cегодняшняя тенденция,– это тенденция к потере кадров (в связи с отъездом за границу) и потере качества.
Еще забавнее в об изобразительном искусстве. Дореволюционная капиталистическая Россия явила богатейший урожай талантов – от передвижников до «мирискусников», «Бубнового валета» и супрематизма. Современная Россия может похвастаться только убогим (хотя и претенциозным), но совершенно неинтересным обществу (и потому не влияющим на общественную жизнь) «актуальным искусством».Возможно, единственная область культуры, которая сегодня находится примерно в таком же состоянии, как и в дореволюционной капиталистической России, – это балет. Бóльшую часть эпохи «первого издания капитализма» отечественный балет пребывал в застое, будучи придворной игрушкoй для членов императорской семьи и «высшего света». Редкие прорывы, связанные с возникновением симфонического балета, деятельностью Горского или Фокина (последнего – в результате оглушительного успеха дягилевских «Русских сезонов» в Париже), были немногими счастливыми исключениями.
Но тогда русский балет двигался по восходящей от совершенно позорных «Конька-Горбунка» и «Золотой рыбки» Сен-Леона. Сегодняшний российский балет движется по нисходящей от позднего советского периода, где законсервированная виртуозная классика, «драмбалет» и помпезность Григоровича все-таки дополнялись новаторскими поисками Эйфмана и других. Конечно, это далеко от блистательной ситуации 20-х, когда на отечественной балетной сцене соревновались экспериментальные линии Горского, Голейзовского, Баланчивадзе (будущего Баланчина), Федора Лопухова, Айседоры Дункан, Греминой, Майя, Фореггера, но все-таки это достаточно высокая стартовая позиция. И наблюдаемая cегодняшняя тенденция,– это тенденция к потере кадров (в связи с отъездом за границу) и потере качества.
C далеких дореволюционных времен развились многие новые виды искусств, такие как киноискусство, телеискусство или рок, но это уже будет демагогия. «Русский рок» у нас на глазах деградировал от позднесоветской «музыки бунта» до откровенной попсы (сохранившись как рок только в контркультурно-субкультурных гетто), а попса, по определению, не искусство. Отечественное телевидение как раз в конце 60-х – 70-е годы только-только смогло подойти к уровню искусства – но эти попытки были заморожены Сергеем Лапиным и окончательно похоронены в капиталистической России, где телевидению сразу же была придана функция «массового одурачивателя».
С кино сложнее. Та зачаточная стадия, на которой находился кинематограф в дореволюционной России, не оставляла ему никакой другой роли, кроме роли масскульта. Но с тех пор прошло много времени – и в Советском Союзе, как и во всех ведущих кинематографических державах, кино развилось до подлинного искусства, оказалось способно решать сложные философские, социальные, моральные, политические и даже познавательные задачи посредством специфического эстетического языка. В постсоветской России кинематограф тотально деградировал вновь до уровня «массовой культуры» и деградация приняла злокачественный характер, поскольку в дополнение к классической функции масскульта – развлекать массы и отвлекать их от социально-политических проблем – отечественному кино навязали (как во времена Сталина) еще одну: промывать мозги, внедрять нужную правящему классу и режиму идеологию[93].
Эта тотальная деградация российской культуры связана с культурным примитивизмом нового правящего класса. В отличие от дворянства, получившего классическое образование и воспитание и выдрессированного на образцах феодального «хорошего вкуса», новая «элита» демонстрирует полное отсутствие вкуса. Этот социальный заказ транслируется «мастерам культуры», а те, как профессиональные проститутки, чутко воспринимают заказ и воплощают его в жизнь. Это касается и самых верхов. Николай II, как «венчанная (на царство. – А.Т.) пошлость», по меткому определению С. Любоша[94], тоже, ничего не понимал ни в опере, ни в балете (балет для него был в первую очередь местом, где подвизалась его «официальная» любовница Матильда Кшесинская; того, что Кшесинская действительно была выдающейся для своего времени танцовщицей, Николай, которому ее навязала в любовницы семья, чтобы отвадить молодого наследника престола от рукоблудия[95], просто не понимал). Но как хорошо воспитанный человек, он знал, что посещать оперу и балет (и поощрять их) прилично, а кафе-шантан – нет. И зная о своей эстетической неразвитости, прибегал к услугам экспертов. В современной же России любой лужков считает себя специалистом и в живописи, и в архитектуре, и в театре – и поэтому мы можем наблюдать такие позорные явления, как устраивавшиеся при Путине официальные кремлевские торжественные концерты на День Победы 9 мая, где в декорациях, словно изготовленных солдатами срочной службы богом забытой части, совершенно безголосые и лишенные музыкального слуха «певцы» исполняли песни Великой Отечественной в манере «русского шансона» – а президент Российской Федерации с семьей, всем правительством и патриархом РПЦ восседали в первых рядах и наслаждались этим действом!
Конечно, и в дореволюционной капиталистической России толстосумы (разбогатевшие купцы и капиталисты из «простонародья») могли «чудачить» и всенародно демонстрировать отсутствие вкуса, но большинство представителей правящего класса – дворянства – все-таки отличало высокое искусство от «низких жанров» и хорошее качество исполнения от плохого – и демонстрировало это публично. B области взаимодействия широких масс населения с культурой современная Россия движется в направлении, обратном дореволюционному. В дореволюционной России частные лица, полулегальные студенческие землячества, земства, а после 1905 года – профсоюзы и общественные организации создавали библиотеки-читальни, народные театры, певческие кружки и общества и т.д., и т.п. В крупных городах строились «народные дома». Дело доходило до того, что на крупнейших мануфактурах создавались театры, где рабочие на удивительно высоком профессиональном уровне давали драматические и оперные спектакли и куда к ним приезжали с гастролями артисты Большого, Малого и Художественного театров, как это было, например, на Никольской мануфактуре в Орехове[96].
Сегодня в России, как это зафиксировано специальным исследованием «Духовная культура современного российского общества: состояние и тенденции формирования», проведенным Социологическим центром РАГС в декабре 2004 года в 25 регионах[97], наблюдается исчезновение традиционных для советского периода форм массовой (коллективной) культурной деятельности и замена их типичными для атомизированного общества пассивными, индивидуализированными, домашними формами досуга: просмотром телевидения и видео, сном, выпивкой и просто «бездельем» и «убиванием свободного времени». Исследование зафиксировало также массовый отказ от чтения книг (среди причин этого называется, помимо «появления людей, воспитанных на комиксах и видеофильмах» и «понижения образования части населения», также и то, что «сегодня образование человека не влияет на достижение им успеха в жизни», что «хорошая книга многим не по карману» и что «в продаже недостаток хороших книг»). Одновременно происходят изменения в структуре чтения: серьезная печатная продукция вытесняется «желтой», примитивной, ориентированной на скандалы, сенсации, развлечения – в пределе наблюдается тенденция к чтению одних только кроссвордов и телепрограмм. Интересно, что значительная часть населения и экспертов оскудение культурной жизни прямо связывает с падением уровня доходов населения, а также с политикой навязывания со стороны властных институций определенных культурных продуктов и образцов. Подавляющее большинство и населения, и экспертов (в отдельных случаях – до 75,5 % и 89,4 % соответственно) резко отрицательно относится к тем культурным продуктам и образцам, которые им предлагают власть и рынок, и требуют более высоких, сложных и качественных. Очевидно, резкое падение «потребления» предлагаемых культурных продуктов можно квалифицировать как сознательное уклонение значительной части населения от навязываемой ей «культуры», xотя очевидно, что заметный процент населения перешел на «потребление» «низких жанров». Авторы исследования делают такой вывод: «Адаптация к новым условиям в духовной и масскоммуникативной сферах идет сегодня преимущественно по понижающему варианту. Это выражается в усреднении качества культурных образцов, снижении уровня аналитических материалов и передач, "пожелтении” и деинтеллектуализации большинства СМИ, сужении разнообразия запросов людей, обеднении их жизненных горизонтов в целом. Рынок духовной продукции, работающий в категориях рейтингов, популярных форматов, подстраиваясь под насаждаемый им же спрос, без высокой планки и взыскательного индивида, функционирует сегодня как некий квазицивилизационный процесс. Он движим не творчеством, не созиданием нового в культуре, а тиражированием привычного и рутинного, приносящего, впрочем, хороший доход»[98].
С кино сложнее. Та зачаточная стадия, на которой находился кинематограф в дореволюционной России, не оставляла ему никакой другой роли, кроме роли масскульта. Но с тех пор прошло много времени – и в Советском Союзе, как и во всех ведущих кинематографических державах, кино развилось до подлинного искусства, оказалось способно решать сложные философские, социальные, моральные, политические и даже познавательные задачи посредством специфического эстетического языка. В постсоветской России кинематограф тотально деградировал вновь до уровня «массовой культуры» и деградация приняла злокачественный характер, поскольку в дополнение к классической функции масскульта – развлекать массы и отвлекать их от социально-политических проблем – отечественному кино навязали (как во времена Сталина) еще одну: промывать мозги, внедрять нужную правящему классу и режиму идеологию[93].
Эта тотальная деградация российской культуры связана с культурным примитивизмом нового правящего класса. В отличие от дворянства, получившего классическое образование и воспитание и выдрессированного на образцах феодального «хорошего вкуса», новая «элита» демонстрирует полное отсутствие вкуса. Этот социальный заказ транслируется «мастерам культуры», а те, как профессиональные проститутки, чутко воспринимают заказ и воплощают его в жизнь. Это касается и самых верхов. Николай II, как «венчанная (на царство. – А.Т.) пошлость», по меткому определению С. Любоша[94], тоже, ничего не понимал ни в опере, ни в балете (балет для него был в первую очередь местом, где подвизалась его «официальная» любовница Матильда Кшесинская; того, что Кшесинская действительно была выдающейся для своего времени танцовщицей, Николай, которому ее навязала в любовницы семья, чтобы отвадить молодого наследника престола от рукоблудия[95], просто не понимал). Но как хорошо воспитанный человек, он знал, что посещать оперу и балет (и поощрять их) прилично, а кафе-шантан – нет. И зная о своей эстетической неразвитости, прибегал к услугам экспертов. В современной же России любой лужков считает себя специалистом и в живописи, и в архитектуре, и в театре – и поэтому мы можем наблюдать такие позорные явления, как устраивавшиеся при Путине официальные кремлевские торжественные концерты на День Победы 9 мая, где в декорациях, словно изготовленных солдатами срочной службы богом забытой части, совершенно безголосые и лишенные музыкального слуха «певцы» исполняли песни Великой Отечественной в манере «русского шансона» – а президент Российской Федерации с семьей, всем правительством и патриархом РПЦ восседали в первых рядах и наслаждались этим действом!
Конечно, и в дореволюционной капиталистической России толстосумы (разбогатевшие купцы и капиталисты из «простонародья») могли «чудачить» и всенародно демонстрировать отсутствие вкуса, но большинство представителей правящего класса – дворянства – все-таки отличало высокое искусство от «низких жанров» и хорошее качество исполнения от плохого – и демонстрировало это публично. B области взаимодействия широких масс населения с культурой современная Россия движется в направлении, обратном дореволюционному. В дореволюционной России частные лица, полулегальные студенческие землячества, земства, а после 1905 года – профсоюзы и общественные организации создавали библиотеки-читальни, народные театры, певческие кружки и общества и т.д., и т.п. В крупных городах строились «народные дома». Дело доходило до того, что на крупнейших мануфактурах создавались театры, где рабочие на удивительно высоком профессиональном уровне давали драматические и оперные спектакли и куда к ним приезжали с гастролями артисты Большого, Малого и Художественного театров, как это было, например, на Никольской мануфактуре в Орехове[96].
Сегодня в России, как это зафиксировано специальным исследованием «Духовная культура современного российского общества: состояние и тенденции формирования», проведенным Социологическим центром РАГС в декабре 2004 года в 25 регионах[97], наблюдается исчезновение традиционных для советского периода форм массовой (коллективной) культурной деятельности и замена их типичными для атомизированного общества пассивными, индивидуализированными, домашними формами досуга: просмотром телевидения и видео, сном, выпивкой и просто «бездельем» и «убиванием свободного времени». Исследование зафиксировало также массовый отказ от чтения книг (среди причин этого называется, помимо «появления людей, воспитанных на комиксах и видеофильмах» и «понижения образования части населения», также и то, что «сегодня образование человека не влияет на достижение им успеха в жизни», что «хорошая книга многим не по карману» и что «в продаже недостаток хороших книг»). Одновременно происходят изменения в структуре чтения: серьезная печатная продукция вытесняется «желтой», примитивной, ориентированной на скандалы, сенсации, развлечения – в пределе наблюдается тенденция к чтению одних только кроссвордов и телепрограмм. Интересно, что значительная часть населения и экспертов оскудение культурной жизни прямо связывает с падением уровня доходов населения, а также с политикой навязывания со стороны властных институций определенных культурных продуктов и образцов. Подавляющее большинство и населения, и экспертов (в отдельных случаях – до 75,5 % и 89,4 % соответственно) резко отрицательно относится к тем культурным продуктам и образцам, которые им предлагают власть и рынок, и требуют более высоких, сложных и качественных. Очевидно, резкое падение «потребления» предлагаемых культурных продуктов можно квалифицировать как сознательное уклонение значительной части населения от навязываемой ей «культуры», xотя очевидно, что заметный процент населения перешел на «потребление» «низких жанров». Авторы исследования делают такой вывод: «Адаптация к новым условиям в духовной и масскоммуникативной сферах идет сегодня преимущественно по понижающему варианту. Это выражается в усреднении качества культурных образцов, снижении уровня аналитических материалов и передач, "пожелтении” и деинтеллектуализации большинства СМИ, сужении разнообразия запросов людей, обеднении их жизненных горизонтов в целом. Рынок духовной продукции, работающий в категориях рейтингов, популярных форматов, подстраиваясь под насаждаемый им же спрос, без высокой планки и взыскательного индивида, функционирует сегодня как некий квазицивилизационный процесс. Он движим не творчеством, не созиданием нового в культуре, а тиражированием привычного и рутинного, приносящего, впрочем, хороший доход»[98].
Kончаловский. Cемейный портрет
P.S. Американский фотограф Энди Фриберг (Andy Freeberg) снял интересную серию фотографий о смотрительницах российских музеев искусств. Во время его посещения известных музеев России он обратил внимание на то, что их сотрудницы, сидящие в залах, удивительным образом соответствуют картинам, за которыми они присматривают, и даже в некотором роде дополняют их.
Энди был так потрясен этим наблюдением, что не только сделал фотографии, но и поговорил с каждой из женщин. Он узнал, что часто смотрители могут выбирать, у каких картин им придется сидеть. Причины же, по которым они выбрали такую работу, назывались разные – от духовной близости к искусству до «это лучше, чем сидеть у подъезда». Фотографии здесь и здесь
Энди был так потрясен этим наблюдением, что не только сделал фотографии, но и поговорил с каждой из женщин. Он узнал, что часто смотрители могут выбирать, у каких картин им придется сидеть. Причины же, по которым они выбрали такую работу, назывались разные – от духовной близости к искусству до «это лучше, чем сидеть у подъезда». Фотографии здесь и здесь
Русский авангард (начало 20 века) – картины, биографии (абстракционизм, конструктивизм, кубизм, супрематизм, футуризм, бубновый валет). Художники Александр БОГОМАЗОВ, Наталья ГОНЧАРОВА, Владимир ТАТЛИН, Михаил ЛАРИОНОВ, Аристарх ЛЕНТУЛОВ, Александра ЭКСТЕР, Любовь ПОПОВА, Эль ЛИСИЦКИЙ, Иван КЛЮНКОВ (Клюн,) Ольга РОЗАНОВА, Илья МАШКОВ, Петр КОНЧАЛОВСКИЙ, Василий РОЖДЕСТВЕНСКИЙ, Александр КУПРИН, Николай КУЗНЕЦОВ, Николай КУЛЬБИН, Роберт ФАЛЬК, Василий Кандинский, Казимир Малевич