Горбачев-Фонд
Tекст приведен в сокращении. Источник здесь
Лилия Шевцова. Октябрь 1993 г.: как рождалось новое самодержавие. Московский центр Карнеги. 2 октября 2013
Двадцать лет назад российская элита решилась на кровопролитие в борьбе за власть. Фактически те события были гражданской войной, пусть и в границах только Москвы. Bыигравшая сторона заложилa основу для восстановления самодержавия, предопределив нынешнюю траекторию.
Слишком многое из случившегося в те трагические дни остается невыясненным, и многое вряд ли удастся выяснить в ближайшем будущем. Ведь до сих пор живы те, кто не заинтересован в том, чтобы правда вышла наружу. Результаты расследований засекречены. До сих пор неясно, сколько людей погибло в эти роковые дни. Согласно официальным источникам, 3-4 октября погибли 147 человек и получили ранения 372. Но очевидцы говорят о сотнях и тысячах погибших. По-прежнему неясно, кто отдавал приказ стрелять в безоружных людей, кто были стрелявшие в них снайперы, кто готовил провокации и подстрекал к насилию. Почему не были использованы возможности мирного разрешения конфликта.
Сегодня российская аудитория, обсуждая годовщину той трагедии, вновь ищет ее первопричину в поведении либо в амбициях тогдашних героев: с одной стороны — Ельцина, с другой — Хасбулатова и Руцкого, либо в столкновении реформаторов и реваншистов. Этот взгляд на историю исключительно через деятельность личностей говорит о том, что мы до сих пор не разделались с персоналистским подходом к политике, рассматривая ее прежде всего как деятельность лидеров и политиков, но не институтов. Если продолжить этот способ осмысления, то можно прийти к выводу, что, будь на месте Ельцина, Хасбулатова и Руцкого другие люди, конфронтации в Москве можно было бы избежать.
Совершенно неверно! Противостояние 1993 г. и конфронтация двух ветвей власти, которая ему предшествовала в течение двух лет, были неизбежны. Они явились следствием возникновения структур, заточенных исключительно на единовластие. Конечно, свою роль сыграли и неспособность молодой российской элиты к институциональному мышлению, ее стремление к монополизации власти. Противостояния было не избежать, ибо оно имело структурные корни.
Сyть институционального конфликта - контроль над политическими и финансовыми ресурсами. Но для формирования более сложного политического общества не хватило ни времени, ни готовности политического класса двигаться к правовому государству, которое отвергало бы монополию на власть. Все политические амбиции, интересы, энергетика в те решающие два года канализировались по двум каналам: либо в поддержку ВС, либо в поддержку президента. К концу 1992 г. оформившееся двоевластие сделало конфронтацию неизбежной.
Могут спросить: неужели вообще не было никакого выхода? Теоретически был: в виде «нулевого варианта» и который означал бы принятие новой Конституции. Эта Конституция должна была бы ликвидировать двоевластие, по-новому распределив полномочия между парламентом и президентом. Ни та, ни другая власть на нулевой вариант не пошли. Обе начали готовиться к решающей схватке. Ельцин уже весной 1993 г. попытался избавиться от ВС через введение «особого порядка управления», то есть через президентский переворот, но неудачно.
Летом 1993 г. стало очевидным, что Россия идет к открытой конфронтации двух властей. Но президент и его команда не только начали пытаться ликвидировать парламент, но и имели возможность для этого обратиться к силовым инструментам.
Вокруг ВС консолидировалось национал-популистское крыло российского политического класса; вокруг Ельцина — либерал-технократические группы и демократы первого поколения. И те и другие требовали ликвидации противника. Лидеры обоих лагерей уже не слышали призывов сесть за стол переговоров и пойти на мировую.
21 сентября 1993 г. Ельцин сделал шаг, которого ждали. Был издан указ № 1400, принято решение о роспуске парламента и введении в стране президентского правления. Лидеры ВС решили не сдаваться. Вице-президент Руцкой принял присягу в качестве президента России. В Белом доме собрались 638 депутатов внеочередного Съезда народных депутатов. Они отказались подчиниться ельцинскому приказу разойтись. 25 сентября началась блокада Белого дома верными Ельцину силовыми подразделениями.
В тот же день представители умеренных кругов (Явлинский, Зорькин, Липицкий, Егор Яковлев) предложили выход из кризиса, который заключался в возвращении к ситуации до обнародования ельцинского указа, а затем организации выборов президента и парламента в декабре 1993 г. Несколько раз начинались переговоры между сторонами, в том числе при посредничестве патриарха Алексия II. Но и они завершились провалом. Обе стороны оказались неспособны к компромиссу.
А 3 октября начались столкновения между сторонниками парламента и внутренними войсками на Смоленской площади. По призыву Руцкого тысячи приверженцев ВС пошли на штурм московской мэрии — пролилась первая кровь. Вечером того же дня оппозиция попыталась захватить телецентр «Останкино». На сей раз имели место многочисленные жертвы. В тот же день Ельцин ввел в Москве чрезвычайное положение. А 4 октября без предупреждения начался танковый обстрел Белого дома.
Hесмотря на настойчивые уговоры Ельцина, руководители силовых структур так и не согласились штурмовать Белый дом. 3-4 октября Ельцин и его команда оказались на грани потери контроля над положением. Ельцин был вынужден ехать в Министерство обороны и умолять генералов о помощи. Ельцин бросился уговаривать элитные подразделения «Альфа» и «Вымпел», но и они вначале отказались участвовать в атаке на Белый дом. Переломил ситуацию ельцинский телохранитель Коржаков, который взял на себя ликвидацию парламента и нашел три экипажа БМП, согласившиеся взяться за эту работу. Конечно, впоследствии сам Ельцин, а за ним и Путин сделали все, чтобы создать силовые структуры, которые не будут колебаться в выполнении приказа верховного главнокомандующего.
По свидетельству Полторанина и Коржакова, в самый ответственный момент расстрела Белого дома , (пьяный –M.P.) Ельцин спал в Кремле, приведя себя в известное состояние. А на кремлевской площади стояли два вертолета на тот случай, если президенту придется срочно бежать... (в Финляндию –P.X.). Словом, никто в тот момент не был уверен, как дело завершится. Лилия Шевцова в книге «Режим Бориса Ельцина» цитируeт некоторых свидетелей тогдашних событий. Вот что тогда говорил майор ФСБ, один из участников событий, корреспонденту «Общей газеты» Льву Сигалу: «Не все знают, что 4 октября большинство "ашников” (бойцов «Альфы». — Л. Ш.) отказались идти на штурм Дома Советов даже после президентской "накачки”. Кое-как набрали добровольцев... Прочие остановились у метро "Краснопресненская” и выжидали. Разговоры среди них шли такие: "Ведь если сейчас развернем стволы на сто восемьдесят градусов, так все переменится”. Словом, Ельцину просто улыбнулась фортуна».
Расстрел парламента и ликвидация политического противника позволили Ельцину и его команде уничтожить всякую основу для появления возможного противника и оппонента в будущем. Была подготовлена и принята на референдуме новая Конституция, которую Ельцин сам редактировал. Она обеспечивала персонификацию власти в лице президента, который теперь обладал абсолютной монополией на власть и никому не был подконтролен. Президент по ельцинской Конституции концентрировал больше ресурсов, чем российский царь. Парламент отныне избирался по новым правилам и уже не мог стать серьезной угрозой для президента.
Мы часто говорим о 1991 годе, то есть моменте распада СССР, как о главной развилке для современной России. На самом деле сам распад СССР оставлял для России варианты развития: как в сторону правового государства с политической конкуренцией, так и в сторону новой персоналистской власти. Этот вопрос оставался открытым в течение двух лет — до октября 1993 г. Могло показаться, что был шанс создать конкурентную политическую среду и двигаться в сторону системы сдержек и противовесов. Но ни депутаты, ни члены ельцинской команды не были готовы к новым правилам игры.
Борьба властей и то, что за ней последовало, имела и экономические причины. Но стремление президентской команды контролировать власть и собственность безо всяких помех объясняет, почему в течение всего 1993 г. ликвидация Верховного Совета стала ее основной задачей.
В 1993 г. в России завершился не только период двоевластия. Закончилось время неопределенности, и страна выбрала свою траекторию развития, создав новое самодержавие. Ельцин и его команда оправдывали использование насилия и расстрел парламента как необходимое условие для начала мощных либеральных реформ. Но на деле реформы вообще остановились. Что же касается надежд на демократию, то какая демократия может возникнуть после расстрела парламента?
Сегодня, глядя на то, как произошла ликвидация Верховного Совета, что сразу после этого произошло и каковы были дальнейшие последствия этих событий, можно сказать прямо: в сентябре-октябре 1993 г. Борис Ельцин и его команда совершили государственный переворот, который возвратил Россию к самодержавию.
Преемник Ельцина сумел более успешно использовать те возможности, которая предоставила ему ельцинская Конституция. Именно Путин стал тем лидером, который полностью воспользовался итогами гражданской войны 1993 г.
Этот текст был подготовлен М.С.Горбачевым в октябре 1993 г. для публикации в газете «Стампа».
Многие из тех, кто 21 сентября поддержал решение Бориса Ельцина о роспуске российского парламента и назначении новых выборов, сделали это, несмотря на нелегитимность и сомнительную демократичность такого решения. Они позволили увлечь себя соображениями чисто прагматического характера: если это будет способствовать стабилизации ситуации в России, сочли они, то пусть будет так, каким бы внешне ни представлялся этот шаг. Его цена в нескольких сотнях человеческих жизней – но тут уж, мол, ничего не поделаешь. Такова Россия.
Я не приемлю подобных рассуждений, считаю их циничными. Политика, лишенная нравственного содержания, в конце концов приводит к тяжелым последствиям, не только для тех, против кого она направлена, но и для самих ее авторов.
Настало время спросить: А что – исход событий 21 сентября - 4 октября открыл путь к стабильности?..
Обстрел из пушек парламента, сотни убитых и раненых, действия властей в условиях чрезвычайного положения – непоправимый ущерб, нанесенный демократии и делу реформ в России. Они отнюдь не послужили приближению к цели, которую имеют в виду "прагматики" – наши и западные…
Другая проблема – армия и так называемые силовые структуры… Те два октябрьских дня высветили целый ряд колебаний, сомнений, открытых или неявных проявлений несогласия, вплоть до случаев отказа от участия в действиях. Лишь один, но более, чем показательный пример: знаменитую группу "Альфа" повел на Белый дом не ее командир, а начальник президентской охраны Коржаков. И только часть группы согласилась повиноваться ему, но отказалась выполнять приказ – "стрелять на поражение".
Армия как целостный организм, каковым "по определению" она должна быть, поставлена в тяжелое положение с точки зрения морально-политической. Как теперь должны смотреть друг другу в глаза офицеры, генералы, солдаты – те, кто участвовал в кровавых акциях, на которые их толкнули, и те, кто не согласился в них участвовать? И те, и другие имеют основания опасаться за себя, не доверять не только друг другу, но и власти, искать поддержки и защиты у политических группировок, соперничающих между собой. К неприязни, подозрительности, к сведению счетов подтолкнула раздача орденов верхушке силовых структур. Так что, к напряженности и росту недоверия к Москве со стороны регионов и республик, к неизбежному росту социального недовольства, потому что в экономике дела все хуже и хуже с каждым днем, добавляются теперь скрытые и явные раздоры в армии, втянутой в политическую распрю, запятнанной кровавым участием в гражданском конфликте. Достаточно одних этих фактов, чтобы усомниться в стабилизующем значении тех средств, которые были применены 4 октября.
Третья проблема – выборы. Запад делает вид, что не замечает, что выборы, назначенные на 12 декабря, невозможно считать демократическими. И не только потому, что ряду оппозиционных партий запрещено в них участвовать. В действительности и сам выборный механизм, спущенный исполнительной властью, и избирательные комиссии, ею же назначенные, и слишком сжатые сроки предвыборной кампании, и отсутствие реальной гарантии доступа к электронным средствам массовой информации, и полная неопределенность в отношении критериев контроля за источниками финансирования кандидатов – все это делает невозможным выявление реальных настроений и позиций избирателей и подлинного соотношения их интересов в будущем парламенте.
По разным оценкам (в том числе и президентских экспертов) от 15 до 30% электората, симпатизирующего коммунистам, не смогут проголосовать за своих кандидатов. Это одна из причин, по которым планка участвовавших в голосовании, за которой выборы признаются свершившимися, была снижена до 25%. Толпы политологов будут потом нам объяснять, что те, кто не пошел голосовать, косвенно оказал поддержку властям. Однако ни один серьезный теоретик демократии не сможет нам доказать, что 25% электората достаточно "представительны" для выражения воли народа – сколь бы ни была специфичной ситуация в стране, где проводятся выборы, претендующие быть демократическими. Разве можно согласиться с тем, что такие огромные и сложные преобразования, которые предстоят России, могут быть осуществлены при поддержке лишь небольшого меньшинства населения? И что произойдет, когда люди начнут понимать, чем оборачиваются для них такие "демократические" выборы? И это в России, где приверженность к демократическим принципам далеко не укрепилась! <...> Отсутствие легальной оппозиции резко увеличит вероятность ошибок при выработке и принятии законов. А это очень опасно в критический переходный период, чревато такими провалами, которые могут вызвать взрывы массового недовольства и привести к повторению событий, уже пережитых нами.
Не буду приводить других аргументов и сомнений. Однако и сказанного, думаю, достаточно, чтобы не питать иллюзий насчет того, что Россия уже встала на путь стабилизации и нормализации, что продолжение политики, которая получила такое шоковое воплощение в действиях от 21 сентября до 4 октября и далее, может спасти демократию и реформу в России.
21 октября 1993 г.