Лихолетие 90-х

Пятница, 19.04.2024

 

Капитан запаса Владислав Шурыгин получил пулю в октябре 1993 года. На его глазах Верховный совет был расстрелян, а уцелевшие защитники, сдав немногочисленное оружие, с поднятыми руками попали в плен. Шурыгин остался жив, а имена и биографии расстрельщиков хранит в памяти. Впрочем, несмотря на вклад в дело обороны Белого дома, особых восторгов к ряду лидеров Верховного совета Шурыгин не питает. Капитан и военный журналист считал, что защищал обреченную страну.

Шурыгин  не знает, пришли ли в августе 1991пришли хорошие ребята и «скинули проклятых коммуняк», или на волне всеобщего недовольства на гребень заскочила толпа воров и авантюристов. Если вспомнить октябрь 1993: на стороне Верховного совета стояли и люди, которые в августе 1991 находились на противоположной баррикаде. Сергей Бабурин, Илья Константинов, Александр Руцкой изначально активно участвовали в воцарении Ельцина, а потом пошли против него. Белый дом в 1991 стал душой ельцинского переворота: спустя два года был расстрелян Ельциным.

Шурыгин: Лично для меня события октября 1993 – огромная драма моей страны. До октября 1993 – главное ощущение выходящих на улицу людей: демонстрация массового гражданского волеизъявления способна повлиять ситуацию в стране. Вера в возможность изменений, была деморализована вводом ОМОНа и расстрелом Белого дома. Тот октябрь заморозил общественное сознание лет на двадцать. Ну, выходят: горстка коммунистов на 9 мая, и демократы помитинговать на Болотную; вещи отчаянные, никуда не ведут.

«СП»: – В одном из своих интервью вы говорите, что защищали обреченное.

– Судьба драматических событий октября 1993 складывалась противоречиво. Сказать, что наш протест был изначально обречено, не могу. Спустя годы я знаю тайные пружины и обстоятельства, и понимаю, если бы не ряд фатальных ошибок руководителей Верховного совета, все закончилось бы по-иному. Драматически события пошли в самый последний момент. Когда ельцинисты 4 октября решили бить по Белому дому из танков, пришел конец драмы. Но за предыдущее время ситуация несколько раз менялась кардинально. Утром 3 октября казалось – все закончилось и власть в руках Ельцина, а к 16 часам его власти нигде не было – разбежалась. Бойня у Останкино не нужна была Белому дому, она – следствие глупости нескольких руководителей. Но все завершилось танками.

«СП»: – Вы понимали реальные шансы противостояния. А защитники Белого дома?

– Когда все началось, ощущение трагичное – очаг изолированного протеста, окруженный слоями милиции и ОМОНа. С отключенной ельцинистами водой и светом, в полной темноте. Через километр ездят машины, работают рестораны. Неделя и возникло чувство полной обреченности, но оно прошло, когда наше количество перешло в качество. Ельцинисты ввели жесткое требование – гражданам больше трех не собираться. Мэр Юрий Лужков поручил омоновцам, которых доставили в Москву более 30 тысяч, контролировать исполнение «закона». Hаемников распределили по районам. Но наемники переборщили: начали тупо бить народ. К 3 октября такие конфликты раскачали Москву. Был назначен митинг, и вышли десятки тысяч наэлектризованных граждан; прозвучал призыв снять блокаду с Белого дома, и народ пошел по городу. Власть, державшаяся на свирепой милиции, разбежалась.

Так родилось ощущение, что по силам что-то изменить. Но все равно, какая-то часть сознания воспринимала трагичность ситуации и ее лиричность. Вышедшие люди вызывали у меня странную смесь почитания и растерянности. В Белом доме остались женщины буфетчицы, они никуда не ушли и две недели жили там: приносили еду, кипятили воду. Так они видели свое служение общему делу. Было удивительным, что народ сооружал какие-то баррикады из фанеры, которые – я как военный понимал – не остановят никого. Даже обычный мотострелковый взвод снесет такую баррикаду за пять секунд. Но внутренняя стойкость людей, их желание стоять насмерть, надежда на свою баррикаду чрезвычайно грели душу….

«СП»: – Как народ стерпел? В Ирландии расстрелы республиканцев в 1921 году стали источником вечной вражды в стране, а у нас кровь смыло равнодушием? 

– Это связано с традиционными размерами России. Ирландия маленькая, фактически семейная страна, в таких государствах столетиями помнят, кто кого обидел. Как в Чечне. Россия специфически устроена. Традиционно низкий уровень родоплеменных связей. Я бывал в ситуации, когда беседуешь с человеком, и он говорит: «у меня там, в октябре, дядьку убили», а имя родственника и как погиб не знает.

Что до исторической памяти: события двухлетней давности всегда на слуху, нежели  двадцатилетней давности. В памяти исторической событие на Манежной площади не отложится. Болотная – часть нынешнего политического процесса, и она предельно нагрета. Что касается народной памяти, то первое десятилетие люди массово отмечали трагедию октября 1993. Устраивали большие шествия. И поныне к местам кровопролития 3-4 октября приходят массы граждан. Историческая ценность ясна спустя время.

«СП»: – А вы как, помните?

– Я не скажу, что защитники Верховного Совета забыли тот октябрь. Кто прошел через него, имена палачей помнят. Об этом и писалось, и говорилось. Расстрельщики живут неуютно. Ощущение, что на тебе кровь, имеет мистическое значение. То, что многие из них давно ушли из жизни, говорит о том, что сверху что-то есть.

История генерала Анатолия Романова: командовал Внутренними войсками в 1993 г.; на нем лежит ответственность за все силовые акции. В Чечне его настиг  чеченский взрыв, после которого он превратился в овощ, живет растительной жизнью. Генерал Виктор Прокопенко из Минобороны был убит в засаде в Грозном. Есть ряд других имен с подобным концом. Как-то я вел мартиролог людей, имевших отношение к расстрелу. Помню одного танкиста, что стрелял по Белому дому и дал интервью, где с кривой усмешкой утверждал, что «там» бандиты и надо их уничтожать; он поехал добровольцем воевать за чеченскую оппозицию и попал в плен, и его вывели дрожащего и обоссавщегося под видеокамеры. Теоретически – вроде случайности, но для тех, кто рассматривает жизнь как мистическую веху – события знаковые.

«СП»: – Умолкли выстрелы и что произошло в оппозиции? Расцвет феномена НБП*, следствие причастности Эдуарда Лимонова к драме?

– Надо понимать, что красно-коричневая оппозиция  была до октября 1993. История оппозиции четко ломается на расстреле Белого дома. Политическая сознательность тех, кого называли по телевидению и в либеральных газетах «красно-коричневыми», была на пике в октябре. Красные – анпиловцы: яркие, пассионарные, проникнутые красной идеей, и коричневые – баркашовцы: организованные, с рунами на униформах, паук не паук, свастика не свастика, пришли на защиту Верховного совета. На расстрел пришелся период горения.

Когда похоронили убитых, а по тюрьмам мордовали народ, – еще не было амнистии – все вдруг поняли, что не будет перелома, настало время иных людей. Как Зюганов, или поначалу Жириновский; тот неожиданно въехал в новоизобретенную Думу с каким-то феноменальным результатом. КПРФ несколько раз выигрывала выборы – люди передавали им свой пассионарный протест, в надежде, что они будут что-то делать.

Что же касается НБП: лимоновцы появились как ответ на тихо обрастающую жиром КПРФ и холодеющую протестную массу. НБП – целый период протеста, который вырос не из 1993, а из молодежного экстремизма и абсолютной пассионарности своего вождя, который, создавая партию, вложил в нее ни на что не похожую энергетику.

«СП»: –Публичная расправа могла повлиять на уровень нигилизма в обществе?

Для народа кадры расстрельного октября – громадное потрясение. Страшный шок. Никто не мог и представить себе такого – стрелять по собственному Парламенту. Еще не было разрушенного Грозного, отутюженной Чечни. У нас было полвека мирной жизни, все забыли, как пахнет порох. Страх крови исчез в обществе, когда громадная волна преступности захлестнула улицы. Когда по пути на работу стали видеть застреленных людей, оказывались невольными очевидцами убийств и драк. Организованная преступность вынесла смерть на улицы и сделала ее бытовой, тогда и началось самоисчезновение страха божьего и ценности чужой жизни. 

«СП»: – Все-таки власть нынешняя и власть ельцинская – плоть от плоти октября? Она одобряет, что сделал тогда Борис Николаевич, или стыдится такого наследства?

– Наблюдая за властью, ее реакцией, я скорее вижу, что она чрезвычайно стесняется октября 1993, как стыдятся папу алкоголика. Она понимает, что если углубиться в историю, выяснится – режим не имеет легитимности. То, что ныне незыблемо, лишь следствие беззакония и узурпации. Kак у Жириновского: – Кто папа? – Папа – юрист. Как-то так. 

* Межрегиональная общественная организация «Национал-большевистская партия» (НБП). Признана экстремистской решением Московского городского суда от 19 апреля 2007 о запрете деятельности (вступило в силу 7 августа 2007).

 

                                                                           XXX

 

Олег Бахтияров, «Славянское Единство»…

 

Олег Бахтияров, 1948 года рождения, в прошлом неоднократно судимый за антисоветскую деятельность, последний раз за ношение холодного оружия. После третьего курса мединститута попал в тюрьму за "изготовление, хранение и распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй". Бахтияров развивался в интеллигентской среде – врачебно-ученой, приближенной к военной. Pаботал в Институтe психологии, Cудимость по статье за антисоветскую деятельность.  Благодаря покойному генералу Ханцеверову (он руководил Центром космического зондирования, под эгидой которого шли тогда работы авангардной тематики) и под давлением секции прикладных проблем АН СССР эта тема пошла в Институте психологии и досталась Бахтияровy. А тут начинается перестройка. Бахтияров включаeтся в политические процессы, yчаствовал в Приднестровском и Абхазском конфликтах. Pанен в 1993 году при защите Верховного Совета России. Oтлеживался и учился заново ходить. Eгo организация резко просела, остались долги. Пришлось создавать с нуля психонетическиe проекты.   

В одной из своих книг Эдуард Лимонов так характеризует Олегa Бахтияровa: «Олег Бахтияров – хороший мужик, психиатр и боевик, участник войны в Приднестровье и взятия мэрии в 93 году, киевлянин, один из лидеров организации «Славянское Единство»… Ну боевик – не боевик, это мы не знаем, но психолог, специалист по экстремальным ситуациям точно. В 1994 году Олег Бахтияров был подписантом воззвания «Революционной оппозиции» вместе с такими яркими фигурами, как Егор Летов, Эдуард Лимонов, Александр Баркашов, Александр Дугин и другими. Как появилась «революционная оппозиция» и что этому предшествовало в 1993 году, «Свободной прессе» рассказал Олег Бахтияров.

«СП»: - Как вы вспоминаете сегодня о тех событиях 20-летней давности в октябрьской Москве 1993 года?

- В те дни я часто повторял про себя тютчевские строки:

«...прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..».

В 1993 году был задан вопрос – действительно ли мы присутствуем при конце русской истории и прощаемся с отечественной славой, или это всего лишь завершение одной из глав. Мы все еще находимся в промежутке между этим вопросом и ответом на него, ответом, зависящим только от нас — сегодняшних русских. А ответа все еще нет... Те события были на удивление символичными. В здании Верховного совета тогда собрались представители всех сторон общественной мысли – православные формирования, монархисты, коммунисты, казаки, Союз офицеров… Были представители несостоявшихся, но потенциально возможных линий движения – РНЕ* и близкие им формирования. Была совершенно экзотическая организация – «Братство кандидатов в настоящие люди» из Харькова. Все эти люди представляли разные грани русской истории. Истории, которая сопротивлялась своей гибели.

«СП»: - Как проявляли себя лидеры этих разношерстных «фракций»?

- Люди проявляли себя по-разному, кто-то тяготел к активным наступательным действиям, как Станислав Терехов, кто-то был осторожен и пытался удерживать ситуацию в контролируемом режиме, кто-то выстраивал стратегию, кто-то был тактиком, кто-то вел себя как профессионал, кто-то как поэт-идеалист. И я не могу сказать, что кто-то был прав из них, а кто-то неправ — проявлялись разные аспекты очень сложной ситуации. Неправы были только те лидеры, кто, почувствовав запах неизбежной крови, покинули здание ВС. Главное, чем запомнились те, кто остался – это своей готовностью идти до конца. Перечислять, кто запомнился и чем – значит выйти за рамки жанра интервью и написать том воспоминаний. Ограничусь маленьким эпизодом. Я был ранен под Останкино, почти не мог двигаться. Меня вытащил паренек. В очках. С интеллигентным лицом и говором. Я отдал ему свой автомат и магазины и попросил только об одном – отдать его Макашову. И он вернулся в Белый дом и отдал все Макашову. Вытащить раненого в той ситуации не было чем-то из ряда вон выходящим. Но выполнить просьбу отдать оружие… В этом нет прагматики, это и есть чистый идеализм. И еще один эпизод, уже не этика, а эстетика. Наш отряд (а это пятнадцать-двадцать вооруженных людей) движется к эфирной студии. К нам подходит Эдуард Лимонов и просит дать ему автомат… Кадры из фильма гениального режиссера.

«СП»: - А Сергей Бабурин?

- В те время это был порядочный и смелый, хотя и осторожный человек. Попытку его расстрелять он встретил с улыбкой. Стойкость человека перед лицом смерти для меня важнее идеологических воззрений. И последующая его жизненная история была достойной, в т.ч. и в качестве ректора. Он сумел проявить себя как во внесистемных, так и в системных действиях.

«СП»: - Кстати, упомянутый выше Лимонов, пишет о вашем участии в штурме мэрии...

- Штурм мэрии... Скорее, это был захват мэрии. Когда 3-го октября народ прорвался к «Белому дому» и разблокировал его, со стороны мэрии раздались выстрелы и появились первые жертвы. Тогда Руцкой скомандовал: «Взять мэрию!». Я в это время находился в составе личной охраны генерала Макашова и мы вместе с отрядом РНЕ бросились туда. Кто-то подогнал грузовик к дверям мэрии, пытаясь их протаранить (потом этот прием был повторен в Останкино), но водителя обстреляли и он отошел подальше. Мой товарищ из Киева — Николай Крестинин, он был первым раненым в Останкино, потом трагически погиб в 2001 году — попытался поджечь грузовик одиночными выстрелами по бензобаку, но, к счастью, это не удалось — сопротивление со стороны мэрии прекратилось и поджигать ее уже не было необходимости. Тут подошел Макашов и сказал свое знаменитое: «Выкинуть всех чиновников...!», что мы и сделали. Был еще небольшой напряженный момент на входе в мэрию, но когда мы во главе с Макашовым вошли внутрь здания, то потом уже сопротивления не было. Мы прочесали этажи (я дошел до 13-го), прозвучала команда «На Останкино!» и начался уже другой эпизод.

«СП»: - Что же там случилось в Останкино?

- События под телестудией Останкино детально разобраны в десятках работ и публикаций. Тут я ничего не добавлю – была попытка выйти в эфир и объявить о свержении ельцинского режима, шли переговоры Макашова сначала с руководством Останкино, потом с охраной. Тем временем произошла переброска в эфирную студию отряда «Витязей» (спецназ МВД), попытка протаранить двери студии грузовиком, безрезультатные переговоры Макашова внутри студии, первый выстрел изнутри здания со стороны «Витязей», которым ранен подполковник Крестинин (выстрел был изнутри – я почувствовал запах пороха), непонятный взрыв – то ли выстрел нашего гранатометчика, то ли выстрел по нему, массовая бойня в основном безоружного народа (нас, вооруженных, было не больше двух десятков человек и наши потери – убитый прапорщик Журавский и человек шесть раненых, все остальные – полсотни убитых и полторы сотни раненых (по официальным данным) – это невооруженные гражданские активисты, попытки поджечь здание... Чем я занимался в те дни? Сначала входил в состав группы защиты 20-го подъезда (формирование Союза офицеров), потом меня перевели в отряд личной охраны генерала Макашова. Должность – рядовой. Был командир нашего отряда – Евгений Штукатуров, морпех (умер), его заместитель Андрей Маликов (тоже умер). Остальные, независимо от званий (были и подполковники, и полковники) — были рядовыми бойцами.

«СП»: - Чем объясняется активное участие в тех и последующих событиях таких высокопоставленных армейских фигур, как Альберт Макашов и Евгений Морозов? Их личной активностью и взглядами? Или же они были надводной частью айсберга неких сил, которые так и не рискнули перейти к активным действиям?

- Это были честные люди. До определенного времени их удерживали от активной политической позиции соображения военной дисциплины, но когда все развалилось, они начали действовать по совести. А подводная часть айсберга тоже была, но не все участники тогдашних (и последующих) событий готовы говорить об этом открыто. Впрочем, осторожные воспоминания уже начинают появляться...

«СП»: - Позже, в 1994 году, вы были в числе подписантов Заявления «Революционной оппозиции России». Однако революции ни социальной, ни национальной Революционная оппозиция так и не совершила. Почему?

- Революции не происходят по желанию людей и социальных структур. За исключением «цветных» – но это не революции, а целенаправленные и контролируемые управленческие действия. Революции развиваются по своим законам и приводят к непредвиденным результатам. В Октябрьскую революцию 1917 года внесли свой вклад и германский генштаб, и американские банки. В результате через 28 лет советская армия вошла в Берлин, а через полвека США были на грани проигрыша в холодной войне.

В 90-е годы революционная оппозиция была романтична, идеалистична, часто жертвенна, но технологически совершенно безграмотна. В отличие от «оранжевой» (либеральной) оппозиции, патриотическую никто не консультировал и не обучал, все учились на своих ошибках. Активисты наивно полагали, что воспроизводя внешние формы успешных в прошлом движений, они добьются таких же успехов. А им противостояли профессионалы, умеющие раскалывать организации и при необходимости дискредитировать и даже устранять противников. Вспомните хотя бы убийство генерала Рохлина… Говорят, Россия – литературоцентричная страна, но патриотическая оппозиция была литературоцентричной в квадрате.

«СП»: - Тогдашняя спайка националистов (Баркашов) и левых (Лимонов) была тактическим, вынужденным альянсом или вполне гармоничным союзом?

- Лимонова нельзя назвать левым. НБП, ныне запрещенная, была синтезом большевизма и национализма. Мы все понимали, что и Баркашов, и Лимонов воплощают в себе разные грани возможного  будущего России. Но в политике гармоничных союзов не бывает. Политика – это «технология власти», а власть всегда достается кому-то одному.

«СП»: - Из всех «революционных» героев тех дней в оппозиционной политике до наших дней дожил лишь Эдуард Лимонов, да Алексей Широпаев, но и они толком ничего не добились… Борьба была, а результатов нет. Почему ваше поколение пламенных революционеров проиграло серой массе «демократов» и конформистов?

- Eсть еще и Иванов-Сухаревский, героический и пока мало оцененный человек... Во всякой войне есть победители и проигравшие. Мы проиграли, но сумели сохранить определенный анклав национальных сил и он послужил основой современных движений. А о причинах проигрыша я уже говорил: никто не умел ни готовить перевороты, ни противостоять им.

«СП»: - Спецслужбы вас не преследовали за участие в событиях 93 года? Или «Революционная оппозиция» после разгрома в 1993 году больше не рассматривалась ими как угроза конституционному строю?

- В ельцинские времена преследовать было некогда — была атмосфера вседозволенности, позволявшая делить госсобственность. Спецслужбы как организованные структуры были в раздрае, личные и клановые отношения были важнее интересов правящего слоя. Да и что такое был тогда этот самый «конституционный строй»? Политическая «многовекторность»…

Вообще, спецслужбы не нужно демонизировать. Это не политическая, а государственническая элита. Строй и политическая идеология изменятся, а спецслужбы и их кадровый состав останутся и так же будут служить новой власти, как и сейчас. Я бы сказал, что спецслужбы и экстремистский мир – два полюса одной метасистемы, не системы (экстремизм контрсистемен), а именно метасистемы.

«СП»: - Национал-патриотической оппозиция сегодняшнего дня отличается от того, что она представляла собой в 90-е?

- Есть одно важное структурное отличие. Возникло более сложно организованное сообщество. Не отдельные группировки, а система, включающая в себя и умеренные, и радикальные звенья, и те, что действуют в оппозиции, и те, что взаимодействуют с властью. Раньше, например, системной правозащитной деятельности у националистов не было. Сегодня правозащитные организации обеспечили интеграцию в единое сообщество и активистов, и политзаключенных, и интеллектуалов. Благодаря такой деятельности, попадая в неблагоприятные условия, люди все равно остаются в сообществе. Это прогресс.

«СП»: - Когда, на ваш взгляд, теперь ждать нового пассионарного толчка?

- Это не мной одним отмеченная закономерность: смотрите, интеллектуальный авангард — Сергей Переслегин (1960), Вячеслав Моисеев (1965), Сергей Бабурин (1959), Дмитрий Корчинский (1964), Александр Дугин (1962) и многие другие – все они 1960 г.р. Заявившие о себе активисты современных радикальных формирований – в основном 1980 – 1985 г.р. Диссиденты в Советском Союзе – большей частью родились около 1940 года. Причина такого распределения  - отражение больших процессов. Видимо, следующее поколение, которое оставит свой яркий след, будет после 2000-го года рождения, то есть сегодняшние школьники.

«СП»: - А пока в России «революционерами» зовутся всякие клоуны-хипстеры с радужными флажками и айфонами...

- Нового революционера еще нет, но скоро будет. Сейчас время зарождения фундаментальных основ той новой идеологии, которая станет основой и оправданием больших перемен. А новая идеология создаст и новую стилистику.

«СП»: - И все таки, кто делает революцию – народные массы или активное и структурированное меньшинство?

- Активное меньшинство пользуется большими процессами, чтобы завоевать в них свое место..

Региональные отделения общероссийского патриотического движения «Русское национальное единство» (РНЕ) признаны экстремистскими решениями Верховного суда Республики Татарстан 21.05.2003 (вступило в силу 5 июня 2003), Железнодорожного районного суда г. Рязани от 12.02.2008 и определением Железнодорожного районного суда г. Рязани от 24.12.2009., Омского областного суда от 10 октября 2002, Приморского краевого суда от 21 октября 1999.

 

                                                                               XXX

 

Бывший министр МВД РСФСР, генерал Андрей Дунаев – oдин из силовых министров, перешедших на сторону защитников Верховного Совета в октябре 1993 года. В стане противников Бориса ЕЛЬЦИНА, защищавших «Белый дом», Андрей ДУНАЕВ оказался, отказавшись убить «красного вождя» Виктора АНПИЛОВА. Как и большинство участникoв событий, он не укладывается в привычные схемы о «красно-коричневых» противниках Ельцина.

Один из самых молодых генералов МВД, он считал себя «демократом», встал на сторону Ельцина в августе 1991 года и точно так же не жалеет, что противостоял ему в октябре 1993.

«СП»: – Как оказалось, что вы встали на сторону Руцкого и Хасбулатова в конфликте с Ельциным?

– Когда я узнал, что организован штаб по разгону парламента, я решил выступить в Верховном Совете. Я выступил и сказал, что готовиться разгон ВС - это было в конце июля. Но Ельцин и его команда среагировали так, будто ничего и не было - ведь если я сообщил неправду, меня надо судить. Хасбулатов и Руцкой тоже никаких мер не приняли, видимо не поверили. Но когда они узнали, что Ельцин готовит  Указ 1400, мне позвонил заместитель Хасбулатова Юрий Воронин и попросил прибыть на съезд как депутата.

В связи с тем, что я им рассказал ранее об этих событиях и у меня есть опыт министра, съезд назначил меня. Я знал, что по Конституции высшим законодательным органом является съезд, и он может принимать любые решения.

«СП»: – У сторонников парламента была стратегия действий?

– Естественно, само собой все не возникало: депутаты посетили несколько крупных организаций в Москве, разъясняли позицию ВС и съезда. В то время депутаты не были коррумпированы, это были честные люди, убежденные в своей правоте.

Большинство из депутатов не думали, что по ним будут стрелять. Конституционный суд признал этот указ и принял решение отречь президента от должности. 59 регионов проголосовали, что указ незаконен и Ельцин понял, что емy некуда отступать.

Но когда толпа захватила мэрию и с крыши мэрии стрелки убили трех солдат, мы понимали, что будет провокация. Крючков, бывший председатель КГБ, участникa ГКЧП, позвонил моей жене и сказал, что будут провокации, и Белый Дом окружат. Я его арестовывал в 1991, а он предупредил и сын мне передал это сообщение! В тот момент мы еще думали, что будут переговоры, но толпа была неуправляема – ни Баранников, ни Ачалов, ни я не могли повлиять на нее. Все могло бы решиться миром, но были провокаторы и с той стороны, и с нашей стороны.

«СП»: – Вам не кажется, что появление у Белого Дома баркашовцев сыграло негативную роль в истории противостояния и дало козырь противной стороне?

– Посмотрите, люди пришли с открытым забралом, сказали, хотим защитить съезд, а мы бы им сказали - идите вон?  Я отвечал за защиту Белого Дома, и я не видел в них агрессивности, они вели себя нормально. Они подчинялись мне и Макашову. Когда «баркашовцы «хотели стрелять по милиционерам, я пригрозил, что буду стрелять им в спины. У меня не было желания стрелять – я хотел предотвратить гражданскую войну. В Белом Доме было около 10 мощных гранатомётов. Представьте, если из них дать по танкам или по толпе: один выстрел и сколько жертв. Дворец Дудаева штурмовали месяца полтора, а здесь было все гораздо более укреплено. Когда в Белом Доме изъяли все оружие, я Казаннику письменно написал, что надо сделать – провести исследование оружия. Генпрокурор Алексей Казанник, расследовал события Октября 1993 г. В основном люди получили ранения из-за осколков  от выстрелoв из танков по зданию.

Сейчас уже все понимают, что это было грубейшее нарушение закона, когда стреляли по Белому Дому. Когда мы встретились с Павлом Грачевым  на дне рождения общего друга, через год после того как я вышел из Лефортова, я ему сказал что ты стрелял, теперь моя очередь. Он мне сказал, что тогда  oн  снял фуражку, чтобы его узнали и xoтел, чтобы его убили.

«СП»: – Почему армия, как вы думаете, не поддержала сторонников Белого Дома, несмотря на призывы Руцкого?

– Мне лично звонили начальники нескольких УВД по примеру 1991 года - хотели прислать людей на помощь, но категорически им запретил, потому что надеялся на разумность власти. Если бы я принял эти отряды МВД, была бы гражданская война. Если бы Руцкого поддержали хоть 10 процентов состава армии, это была бы рубка. Второго или третьего октября ко мне лично обратились Лужков Ресин и Евгений Севастьянов (в то время глава ФСБ по Москве) хотят со мной встретиться. Мы с Баранниковым прибыли в мэрию и они нам сказали, что вы уйдете, и все прекратиться. Мы сказали, что люди нам поверили и уходить мы не собираемся. С Ресиным мы дружили. Он мне сказал, если твои победят, ты мою Марту не бросай. Если победят наши, я твою Аню не брошу». Мы выпили по 100 грамм коньяку, не думая, что будем стрелять друг в друга.

«СП»: – Как вы относитесь к этим событиям сегодня?

– Я совершенно не жалею, что участвовал в событиях 1991 года, и в событиях 1993 года. Представьте, что в 1991 году победило ГКЧП, я остался бы живым? Если бы ГКЧП победило, а Министр МВД СССР участник ГКЧП Борис Пуго обещал меня первым шлепнуть, и я бы с вами не разговаривал. И события 1991 и 1993 года укрепляли законность. Mы оказывали сопротивление диктатуре. Эта стрельба и сопротивление показало, что есть люди, которые не согласны с нарушением закона и проводимыми через голову реформами. Суть всех переговоров была в том, чтобы заставить президента уйти в отставку и назначить новые выборы и парламента и президента.

«СП»: – Сегодня многие опасаются новой гражданской войны. Насколько эти события могут повториться?
– События перед октябрем 1993 года и сейчас имеют какую-то сходство. «Чемоданы Руцкого» также будоражили общество: грабят, воруют «прихватизирут». И люди были настроены разобраться с жуликами. Там были материалы о злоупотреблениях, но Eльцин не был заинтересован, чтобы дать им ход. Мне кажется, что сегодня  кто-то дирижирует обстановкой и озлобляет народ.

 

Продолжение интервью с  Дунаевым, Mакашовым и др.  "Экспресс газета”, 2008 

Eще интервью и видео здесь и здесь. Радио Cвобода здесь