Лихолетие 90-х

Михаил Берг  Писатель, культуролог, публицист.

Жестокие идеологические, гражданские и культурные споры сотрясают российское общество. Если раньше представлялось, что это государство, постепенно переходящее с авторитарных на тоталитарные позиции воюет против традиционно слабого в России гражданского общества, то последнее время идет война всех против всех, что не могут договориться люди из интеллигентного сообщества. Как, впрочем, и из других сообществ и групп, a  любое громкое событие создает все новые и новые линии противостояния. Иногда  градус противостояния приближается к тому, который возник после Октябрьской революции 17-го: ненависть к оппонентам, договориться становится не возможно. Понятно, что на одной из условно противостоящих сторон играет путинская корпорация с мощной машинерией пропагандистских и административных ресурсов. Полемика  ведется лишь в социальных сетях,  в процессах противостояния находят место и старые оппозиции, типа «западники-славянофилы», и поколенческие, и социокультурные оппозиции типа «дети-отцы», или «креаклы-старая советская интеллигенция». Но и на эти схемы накладываются другие, из смежных социальных пространств: так, скажем, либеральное сообщество легко разделяется на радикалов и системных либералов, то есть на реформаторов, готовых сотрудничать с властью и тех, кто полагает любое сотрудничество с властью — предательством убеждений и легитимацией оккупационно-коррупционного режима, тасующего заложников в виде политических заключенных в ходе игры с обществом и международным общественным мнением.
На артикуляцию близко расположенных политических воззрений оказывает влияние и множество факторов, приобретающих, однако, особо болезненный характер, типа отношения к прошлому (прежде всего к войне, в зависимости от убеждений именуемой «Второй мировой» или «Великой Отечественной», к отдельным эпизодам этой войны, типа блокады Ленинграда, и к поведению и ответственности советской власти за просчеты и потери во время войны). Здесь легко вычленяется стратегия сакрализации войны, защита государственно ориентированной позиции от критики, многочисленные попытки запретить дискуссионные высказывания, десакрализующие поведение власти во время войны. Что представляется понятным в процессе потери властным режимом возможности опираться на другие сакральные символы прошлого (доступные для их советских предшественников) вроде революции, ее героев, пламенных революционеров, героев комсомольских и прочих масштабных строек. Чем меньше у путинского режима остается объектов для сакрализации и мобилизации вокруг них сохраняющего лояльность населения, тем больший акцент делается на тех объектах и исторических периодах, которые еще доступны для сакрализации пропагандой и отстаивания их как последних «святых рубежей».

Однако на оппозицию «образованный класс — власть» плюс многочисленные бюджетники, жители провинциальных и моногородов, сельское население, где очень часто провластное телевидение является главным информационным ресурсом, накладываются  более сложные противоречия, моментально меняющие конфигурацию противостояния. Это, скажем, отношение к такому недавнему прошлому, как перестройка,  приватизация и здесь мгновенно проявляются противоречия как среди образованного сообщества (одни не сомневаются, что попытка пересмотра итогов приватизации разрушит уважение к частной собственности; другие полагают, что именно нечестная и несправедливая приватизация создала и продолжает питать позиции путинского режима). И  среди  «ядерного электората Путина», который в подавляющем большинстве одновременно не согласен с итогами приватизации, но упреки в этой несправедливости готов адресовать «не царю, а лишь боярам» и многочисленным врагам, внешним и внутренним, которых создала путинская корпорация за время поиска путей усиления своих позиций.
И отношение к мигрантам, и оппозиция «российская империя — русское национальное государство» порождают новые очаги противостояния, разлом происходит по всей совокупности постоянно меняющихся символических коалиций и размежеваний. Oтношение к православной церкви, религии, вере используются для поддержания консервативных позиций, хотя еще четверть века назад (при советской власти) тяга к православию была одной из форм протеста интеллигентного сообщества.

Нельзя не упомянуть и о таком факторе противостояния, как  апелляции к мнению, что в России продолжается эпоха средневековья, абсолютизация государства, коллективной ответственности, мистическое отношение к авторитетам и непризнание ценности частной жизни, недоверие к индивидуализму, к тому, что символизирует «европейский путь», отвергаемый сторонниками «особого пути России». Это сближает оппозицию «Ренессанс (опыт античности, с ее, в том числе, демократией, судебным правом, раскрепощенным сознанием, плотской культурой и культурой институтов) — отказ от Ренессанса», как противоречащего русской консервативной и «духовной» традиции к уже указанной и более известной оппозиции западники-славянофилы.
Традиционно в России главным стимулом объединения является ненависть  и агрессивное неприятие врага, чаще всего продуцируемого властью. Отторжение реальности во имя символической победы, предпочтение символического способа интерпретации истории, растущая агрессивность в виду невозможности конвертировать символическое в реальное — есть общая особенность, объединяющая патриотов и великодержавников; сторонников изменения конституции и перехода к парламентской демократии и сторонников революции, уверенных, что иных способов изменения ситуации в современной России не осталось; оппонентов либерализма и сторонников монархии, в равной степени ощущающих, что пространство для согласия и доверия сужено как никогда.

Увы, именно символическое противостояние самое жестокое и часто предшествующее противостоянию реальному.  Символическая гражданская война в России уже  идет с орудийной жестокостью, неуступчивостью и непримиримостью, шансов избежать реальной гражданской войны с каждым символическим выстрелом все меньше: слишком много скопилось неразрешенных противоречий и слишком низка склонность понять и учесть мнение оппонента. Слишком велика пропасть между позициями и интересами многочисленных противников. Россия — не одно, а несколько враждующих между собой государств, расположенных не в географической, а в ментальной сфере, что не делает их противостояние менее жгучим.

Text