Лихолетие 90-х

ИСХОД. МЕМУАР О ТОМ, КАК Я ПРЕДАВАЛ РОДИНУ И УЕЗЖАЛ ЗА ГРАНИЦУ

Вадим Ольшевский·Thursday, January 7, 2016

-1-

Зачем люди пишут мемуары? За всех не поручусь, но лично я пишу этот конкретный мемуар для того, чтобы поделиться своим опытом с подрастающим поколением. С учениками старших классов средней школы, например. Или со студентами университетов. Чтoбы этот мой богатый опыт не пропал зря. Чтобы молодые люди не начинали свою жизнь неподготовленными. И были готовы к сложностям. Хотя бы теоретически. Короче, пишу я этот мемуар с самыми наиблагороднейшими благотворительными целями.

-2-

Начну с самого начала. В начале 90-х, после окончания аспирантуры нашего института математики, я начал искать работу. По месту жительства, в Кишиневе.

- Мы нашим сотрудникам уже полгода зарплату не платим, - сказали мне у нас в институте, - куда уж нам сейчас новых брать? Иди в индустрию, может? Загляни в кооператив «Пруд» на улице Ленина, там Костя Попушой набирает себе команду программистов.

-3-

- Кандидат наук? – спросил меня Костя Попушой, когда я зашел в его кабинет. – Уважаю.

- Я подбираю себе команду по принципу личной преданности, - сказал мне Костя, откусывая себе ногти стальными щипчиками. – Ты будешь мне лично предан?

Я посмотрел на его нестриженные ногти с черной каемкой грязи.

- Да, конечно! – ответил я. – Конечно, буду!

- Ну, тогда выходи завтра на работу, - сказал мне Костя. – Ты у нас многому научишься. У нас тут Вася Пламэдялэ такие программы на вижуал бэйсике фигачит! Закачаешься!

По дороге к выходу из здания я прошел мимо кабинета с табличкой «Василий Степанович  Пламэдалэ. Вице-директор по креативному инженирингу». Я заглянул в приоткрытую дверь. На экране компьютера квадраты, буквы «Г», и более замысловатые загогулины, мерно пикая, опускались вниз. Вася Пламедялэ, юноша лет 18-и, играл в тетрис, положив на стол ногу, обутую в босоножек местной фабрики «Зориле». Я успел заметить черную каемку грязи на нестриженом ногте большого пальца.

-4-

Назавтра на работу я не вышел, а пошел вместо этого на городской семинар по функциональному анализу, где А.С.Маркус давал доклад о теореме Рота. В конце доклада Маркус выдвинул гипотезу об обобщении теоремы Рота с «n= 2» на случай произвольного «n». Поиски работы на какое-то время затормозились, и я, как самый настоящий тунеядец, сидел дома и пытался доказать маркусовское обобщение. Через пару дней выяснилось, что задача оказалось простенькой: там проходило довольно бесхитростное доказательство. Сам Маркус, конечно же, над своей задачей не думал (а иначе решил бы ее в два счета). Он, видимо, просто упомянул о своем обобщении экспромтом. В любом случае, через неделю я дал внеочередной доклад на нашем семинаре об элементарном решении проблемы Маркуса.

- Всего за неделю решил? – спросил меня с уважением Петя Кожокару из политеха. – Молодец! А хочешь к нам на работу? Давай я поговорю с нашим завкафедрой? Будем мы тогда с тобой у нас вместе задачи решать. В соавторстве!

-4-

Через пару дней Костя позвонил мне.

- Нужно будет дать у нас на кафедре пробную лекцию, - сказал он. – О тригонометрических функциях.

- О каких тригонометрических функциях? – удивился я.

- Ну там синусы и косинусы всякие, - ответил Костя. – Разные там тангенсы и котангенсы.

- Так это же школьный материал? – продолжал удивляться я.

- Ну так! – подтвердил Костя. – Это же не о математике идет речь, а о педагогике. Хороший ты преподаватель или нет?  Понимаешь?  Так что ты хорошо подготовься. Завкафедрой наш формулу синуса двойного угла очень почему-то уважает. Так что придумай там пример какой-нибудь с двойным углом, и он тебя на работу возьмет. Сто процентов!

-5-

- Ничего, - сказал мне завкафедрой после моей педагогической лекции, - очень даже ничего.

- Когда ты рассказывал о синусе двойного угла, - сказал мне завкафедрой, - ты немного замешкался. Но это ничего. Опыт – дело наживное! Он приходит с годами. Ничего! Научишься!

- Ты молдавский язык знаешь? – спросил меня завкафедрой. – Не знаешь? Ничего, выучишь за оставшийся месяц и можешь начинать с 1 сентября. Ничего!

-6-

- Только скажи, ты не собираешься уезжать за границу? – спросил меня Костя, когда мы после разговора с завкафедрой вышли из здания политеха.

- Нет вроде, - ответил я. – А что?

- Смотри! – сказал Костя. – А то я тебя знаю, ты сейчас придешь домой и сразу напишешь Родману в Америку или Гохбергу в Израиль. И попросишь у них работу.

- Учти, - сказал мне Костя. - Если ты уедешь, то сильно меня подведешь. Получится, что я рекомендовал на работу будущего изменника родины.

- Да я все равно не выучу молдавский за месяц, - ответил я Косте. – У меня способностей к языкам нету совсем. Так что неважно это все …

-7-

На следующий день, следуя подсказке Кости, я послал две телеграммы. Родману в Америку и Гохбергу в Израиль. Я учился по их монографиям  и счел этот факт своей биографии достаточным, чтобы попросить их помочь мне с работой. Родман перезвонил мне сразу. Сказал, что он, получив мою телеграмму, сразу же прочитал две мои статьи. И что он готов написать мне кюррикюлум вита, рекомендательное письмо и разослать все это по американским университетам от моего имени.

- Шансов не так, чтобы очень много, - сказал мне Родман, - но и не так, чтобы очень мало.

- Сейчас июль, - сказал мне Родман, - а интервью кандидатов на работу начнутся в феврале. К этому времени вы уже должны быть в Америке.  Так что вам нужно спешить с подачей документов в ОВИР. На выезд в государство Израиль на ПМЖ. И вам нужно одновременно заполнить анкету в Москве, в американском посольстве. О предоставлении вам статуса беженца в США.

- Так это делается, - объяснил мне Родман. – Вы сначала выезжаете в Израиль на ПМЖ, а потом, в Вене заворачиваете в США. Уже как беженец.

-8-

 На следующий день я приступил к осуществлению плана Родмана. Первым делом купил американскую анкету для получения статуса беженца. У Иона Ионовича купил, начальника нашего институтского первого отдела. У них в первом отделе был ксерокс. Раньше, в брежневские еще годы, Ион Ионович подрабатывал тем, что ксерил по вечерам книги из закрытого фонда академической библиотеки. Гумилева там ксерил, или Северянина. За деньги. А потом, в перестроечные уже годы, Гумилева и Северянина издали в издательстве «Художественная литература». И Ион Ионович перешел на американские анкеты. И работы меньше, и доходнее. Жить-то каждый хочет.

Короче, купил я у него анкету, заполнил, и поехал в Москву сдавать ее в американское посольство. Поездом поехал, поезда тогда из Кишинева до Москвы за два дня доходили. В пути я думал о математике. Доказал маленькую лемму о полной управляемости инвариантных по времени систем в гильбертовых пространствах. Тут выяснилось, что в моем купе все едут сдавать анкеты, кто в американское посольство, а кто в австралийское.

- Из этой страны нужно валить! - сказал мне мой попутчик Сёма.

- Я готов, - говорил мне Сёма, - готов в Америке селедку в ресторанах чистить. За гроши! Чтобы дети мои получили образование и стали профессорами в университетах. Или врачами. Или юристами. Понимаешь? Все ради детей!

- А ты готов селедку чистить? – спросил меня Сёма.

- Ну, ради детей конечно готов, - ответил я.

-9-

Американское посольство принимало ровно по 500 анкет в день, а очередь там стояла из трех с половиной тысяч человек.

- Я не могу семь дней стоять, - объяснил я своему сотенному, - у меня ведь обратный билет  через пять дней.

- Тогда тебе нужно идти в охрану очереди, - ответил мне сотенный. - Люди из охраны за четыре дня анкету сдают. Только там нужно по 20 часов в сутки в дозоре стоять. Чтобы несанкционированные беженцы к очереди не присоединялись. Выдержишь?

- Тебе сколько нужно времени, чтобы в туалет по-большому сходить? – спросил меня начальник охраны. – Мы на это дело 10 минут в день даем.

- Да я быстро, - ответил я. – Мне вообще 5 минут нужно. Ну, может 6. Максимум 7!

Мне выдали красную повязку и повели на инструктаж.

- Очередь огибает посольство 3 раза – объяснили мне. – Вот карта, слабые участки обороны обозначены красным. Особое внимание следует обратить на черный ход магазина канцтоваров и на забор переулка. Через забор гимнасты и акробаты могут теоретически перелезть, а директор магазина несанкционированных лазутчиков пропускает через черный ход за 200 рублей. И мы с этого ничего не имеем!

- Пойдешь в третье звено охраны к Никифорову, - сказали мне. – Его звено держит оборону у сквера, это очень ответственный участок. Открытая местность, там практически с любой стороны нарушители лезут.

-10-

- Для начала пойдешь на 3-й рубеж, - сказал мне Никифоров. – Твоя задача: перехватить возможного лазутчика, схватить за рукав и свистеть. И держать его, пока не подоспеет подкрепление. Учти, отступать некуда, позади США.

Кормили нас в охране неплохо, сухой паек, чай с сахаром. А два раза в день – горячая еда из соседней столовой. Суп, макароны, котлеты паровые. Или блинчики с мясом.

Пока я стоял в карауле, я думал о математике. На второй день придумал доказательство устойчивости знаковой характеристики Эйч-самосопряженных матриц. При некоторых, естественно, ограничениях на изменение жордановой структуры.  Без ограничений знаковая характеристика неустойчива, это мы все понимаем.

Через два дня я уже стал опытным бойцом, и меня перебросили на 4-й, самый ответственный рубеж обороны.  В три часа ночи нам на 4-й рубеж принесли бутерброды с московской полукопченой. Я съел три бутерброда. Было очень вкусно. Еще через 5 минут я почувствовал, что у меня в животе происходит что-то интересное.

- Ребята! – вдруг закричал кто-то. –Это были не наши буфетчики! Это были диверсанты! Они нам бутерброды со слабительным подсунули. Чтобы пробить брешь и прорвать оборону на нашем участке!

Минуту-другую мы переваривали эту мысль, и когда дальнейшее развитие событий в наших животах подтвердило только что озвученную гипотезу, все наше звено сорвалось с места, и побежало наперегонки в скверик, к биотуалетам.

Промучившись в биотуалете около часа, я понял, что уже в состоянии вернуться в строй.

- Стой, кто идет? – остановил меня незнакомый боец охраны.

- Это я, Вадим, - ответил я. – Из звена Никифорова с четвертого рубежа обороны.

- Какого Никифирова? – спросил боец, схватив меня за рукав.  – На четвертом рубеже охрану держит звено Пантелеева.

- Вот моя повязка, - сказал я. – Я тут держал оборону час назад.

Боец засвистел в свисток.

- Повязка красная, - ответил он мне, - А час назад нам всем выдали новые зеленые повязки. Твоя легенда провалилась!

Тут на свисток прибежало подкрепление, и я был с позором выдворен с поля боя.

-11-

Поразмыслив, я смирился со своим положением, и направился на рекогносцировку местности. На изучение слабых участков обороны. Забор вдоль переулка оказался и правда  высоким. Убедившись в том, что его действительно мог преодолеть лишь гимнаст или акробат, я понял, что за бесплатно оборону не прорвать. Пришлось дожидаться утра, чтобы переговорить с директором магазина канцтоваров.

- 200 рублей, - сказал мне директор утром, - это старая цена. Сегодня прорыв с черного хода стоит уже 300 рублей. Время летит!

- Прорываться будете вдвоем, - сказал директор мне и Вениамину, тоже заплатившему 300 рублей. – Время начала операции – через час, в десять ноль-ноль утра.

- В десять они в посольстве открывают двери, - инструктировал нас директор. - Очередь начинается двигаться, и в это время кто-то из охраны всегда дезертирует. Снимает повязку и присоединяется к очереди. Обычно у людей в очереди хорошо развито чувство сплоченности. И обострено чувство справедливости, после семи-то дней стояния.  На любом другом участке они возмутились бы и выдворили бы нарушителя. Но у моего участка своя специфика! Понимаете, тут мы имеем дело уже с самым концом очереди. И здесь уже другая психология в дело вступает. Ведь до дверей посольства всего 25 метров. Так что когда в десять ноль-ноль начинается движение, в этот момент они уже все начинают толкаться, чтобы побыстрее подойти к дверям. И в этот момент каждый уже сам за себя.

- Так что ваша задача, - продолжал директор, – наблюдать и ждать. Когда один из охранников дезертирует, тут Вадим выбегает и прорывает оборону на оголившемся участке. Вениамин, с повязкой охранника, бежит за Вадимом вслед, и кричит: «Стоять! Мля! Стоять, я сказал!». Догоняет и задерживает. После чего Веня допрашивает Вадима, проверяет документы и тянет время. Надо всем продемонстрировать, что прорыв предотвращен. Надо переждать пять минут и дать пройти тем, кто видел вас бегущими. А через пять минут, когда они все пройдут, тут Веня берет Вадима за шиворот и тащит его к самому концу очереди, к начальству. К дверям посольства. Ну а там вы уже сами как-нибудь разберетесь.

-12-

План директора магазина сработал как по нотам, и через день я, очень довольный собой, возвращался домой. Мои новые попутчики в купе тоже все успешно сдали документы, кто в американское посольство, а кто – в австралийское. Первая часть плана Родмана была выполнена.

Оставалось подать документы на выезд на ПМЖ в государство Израиль. Это оказалось неожиданно сложным, ведь ОВИРу нужна была справка с места работы, а будущих предателей родины на работу никто брать не хотел.

- Понимаешь, - объясняли мне начальники отделов кадров, - ты уедешь, а с нами потом люди из райкома будут разбираться. Зачем нам это надо? Зачем портить статистику? Ты уедешь, а нам здесь жить!

- Иди к Крочаку из кооператива «Запруда», - советовали они мне. – Они сидят на третьем этаже больницы скорой помощи. Крочак сам скоро уезжает, и ему наплевать. Он тебя возьмет.

-13-

- Кандидат наук? – с уважением констатировал Крочак, изучая мои документы. – И я тоже кандидат.

- По математике? - с уважением констатировал Крочак. – И я тоже по математике. Я у самого Акилова защищался, знаешь? Который книжку Канторовича-Акилова написал.

- Самая главная компьютерная фирма в Москве – это Эпплсофт, - вводил меня Крочак в курс дела. – И я здесь в Кишиневе открываю их филиал, Молд-Эпплсофт. И мне нужен директор. Вот директором-то Молд-Эпплсофта мы тебя и назначим.

- Директором? – испугался я. – У меня же опыта руководящей работы нету?

- Ты, главное, не волнуйся, - успокаивал меня Крочак. – Я все директорство беру на себя. Ты будешь только программировать. Первый твой проект – система искусственного интеллекта для автоматической диагностики болезней. У нас есть финансирование от мниздрава. Звучит интересно?

- Звучит интересно, - признал я.

- Володя Рабкин начинал, - рассказывал Крочак. – Но он вчера в Израиль уехал, и система не окончена. Пока она у нас диагностирует только одну болезнь – «острый живот».

- Проблема в том, - продолжал Крочак, - что для того, чтобы диагностировать острый живот, нужно, чтобы больной ответил на 200 вопросов. Это где-то часа два. Боль при остром животе, естественно, острая, и не все больные дотягивают до конца диагностики. Многие теряют сознание.  Твоя задача – с помощью искусственного интеллекта сократить количество вопросов до 50. Причем без потери точности диагностики. Справишься?

- Не знаю, - честно ответил я.

- Неправильный ответ! – весело сказал Крочак. – Давай сюда твою трудовую книжку. Пошли, покажу тебе твой кабинет.

-14-

Мой кабинет оказался в самом конце длинного коридора на третьем этаже. Мы с Крочаком шли мимо полуоткрытых дверей маленьких кабинетов, расположенных симметрично, по правую сторону и по левую. В каждом кабинете, спиной к двери, у компьютеров сидели мои новые коллеги, и играли в тетрис. На их экранах квадраты, буквы «Г», и более замысловатые загогулины, мерно пикая, опускались вниз. Все это напоминало картину Эшера.

-15-

- Вот твой кабинет, - сказал мне Крочак. - Вот твой компьютер. Садись, осваивайся. Завтра придет постановщик, он введет тебя в курс дела и даст задание.

Забегая вперед, скажу, что постановщик не пришел ни завтра, ни послезавтра. Он вообще не пришел.

На моем компьютере, к счастью, помимо тетриса был установлен пакет для научных вычислений MATLAB, и я убивал время тем, что изучал его. Для начала запрограммировал по памяти быстрые алгоритмы Левинсона и Шура. Это в первый день. На второй день я уже принес с собой только что изданную монографию Гохберга и Родмана, меня там у них увлекли главы о задаче Неванлинны-Пика и о задаче Нехари. Я занялся разработкой быстрых алгоритмов для них.

-16-

Через полгода ОВИР удовлетворил мое прошение о выезде в Израиль на ПМЖ, теперь мне предстояло уволиться с работы.

- Ни в коем случае! – сказал мне Крочак. – Мы вас не уволим! Вы нужны нам здесь!

- Но я ведь уезжаю, - возразил я. – Мне нужно трудовую книжку в ОВИР сдать.

- Дело в том, - объяснил мне Крочак, - что я не успел пока открыть Молд-Эпплсофт. Ваша трудовая книжка пока лежит в московском Эпплсофте. Вы у них формально числитесь. Подождите еще полгода? Я быстренько зарегистрирую Молд-Эпплсофт, и вы тогда можете свободно уезжать.

-17-

- Вадим! – сказала мне Леночка, секретарша Крочака, когда я вышел из его кабинета. – Вот вы вроде умный талантливый мужчина. Кандидат наук! А такую простую вещь не понимаете.

- Я в мужчинах ценю прежде всего ум, а потом уже все остальное, - сообщила мне Леночка. – Хотите я возьму над вами шефство? И научу, что делать?

- Конечно, хочу! – ответил я.

- Вы находитесь, - объяснила мне Леночка, победно глядя на меня, - вы находитесь в ложном месте. Вы ведь числитесь на работе в московском Эпплсофте? Там ведь ваша трудовая книжка? Вот и езжайте туда, и там подавайте заявление об увольнении.

-18-

Через два дня я, следуя предложению Леночки, уже ехал в Москву. Поездом, как обычно. В пути я думал о математике. Доказал маленькую лемму о предобуславливателях для теплицевских матриц. Тут выяснилось, что в моем купе все едут в Москву увольняться, перед отъездом в Израиль на ПМЖ.

-19-

На следующий день я записался на прием к директору московского Эпплсофта. И просидел у него в приемной целый день. Из кабинета директора доносилось знакомое мне мерное пикание, но я отверг мысль о том, что директор играет в тетрис.

На следующий день я опять прождал в приемной полдня, ожидая приема. А потом, в полдень, пошел на ланч с секретаршей директора, Светочкой.

- Вадим! – сказала мне Светочка, когда нам в близлежащем ресторанчике принесли греческий салат и селедку под шубой. – Вадим!   Вот вы вродекандидат наук! А такую простую вещь не понимаете.  Хотите,  я научу, что делать?

- Конечно, хочу! – ответил я.

- Вы зря сидите в приемной, - объяснила мне Светочка, победно глядя на меня. Вы ведь числитесь у нас директором Молд-Эпплофта? Начальником? Вот и подайте сами себе заявление. И сами подпишите приказ № 1 по Молд-Элпплсофту о своем увольнении!

-20-

Через полчаса, когда мы вернулись в приемную, Светочка напечатала для меня заявление и приказ, и я их подписал.

- Вот эти две бумаги тоже подпишите, - предложила мне Светочка. – Это приказ для бухгалтерии о выплате вам зарплаты за полгода и премиальных за отличную работу.

- Премиальных, может, не надо? – засомневался я. - Я же там ничего не сделал?

- Ну что вы, Вадим, ей-богу, как ребенок, - ответила, улыбаясь, Светочка. – Зарплата вам, а премиальные – мне. За идею!

План Светочки сработал как по нотам, и через день я, очень довольный собой, возвращался домой. Мои новые попутчики в купе тоже все успешно уволились, и к выезду за границу были готовы.

-21-

Несколько беспокоило меня то, что мне пока удалось выполнить лишь первую половину плана Родмана, получить разрешение на выезд в Израиль на ПМЖ.  Вторая «американская» часть начинала выглядеть проблематично. Из посольства США не было ни слуху, ни духу. Но тут очень кстати подоспело письмо от Гохберга, он предлагал мне позицию постдокторанта в Тель-Авивском университете сроком на три года. Только научная работа, без преподавания. Мечта! И я изменил свои планы в одночасье. Израиль! Историческая родина!

-22-

Через две недели мы, весь наш университетский курс, праздновали новый год у Таньки Гордиевской. Все, ясное дело, были математиками, все за исключением Бори, Танькиного мужа. Боря был прорабом, и среди нас он почему-то чувствовал себя не в своей тарелке.

- Вот вы, - говорил он с чувством отвращения, - вы – математики! Я вашим супругам не завидую! Вы же непрактичные  люди! Как за вас можно выходить замуж? Как на вас можно жениться? Как с вами можно уезжать в капиталистическую заграницу? 

- Вот я! - продолжал Боря, -  я – прораб! Я все могу достать! Все!  Неделю назад моя Танька мне говорит, мол, Боря! Нужны картонные коробки! Имущество паковать для отправки в Израиль! Казаны паковать!  За границей казанов нет, там одни кастрюли! А ведь в кастрюле плова не сваришь!

- И я, - рассказывал Боря, - я пошел на прием к главному инженеру консервного завода. Коробки с консервного – самые лучшие в городе! А этот главный инженер гараж себе как раз строит. Прямо телепатия! Ну, мы дали ему рубероид, гараж загидроизолировать, и вопрос с коробками был решен! В рекордно короткие сроки!

А вот вы, математики, - уже снисходительно глядя на всех на нас, задавал Боря свой вопрос. - Вы можете достать коробки для отъезда за пару дней?

-23-

Коробки мне были нужны, паковать мою математическую библиотеку. Но как их достать? Что я могу предложить главному инженеру консервного завода? Пару интегралов и тройку дифференциалов?

- А ты попробуй не выходить на главного инженера, – предложил мне Боря. - Попробуй дать «на лапу» вахтерше на проходной.

-24-

Через два дня, утром, я уже стоял возле проходной. Работники завода проходили мимо вахтерши, довольно свирепого бабульки в темном ватнике и ярком цветном платке. Они показывали ей пропуск, и входили на территорию.

Закончив эту свою утреннюю рекогносцировку, я отошел от проходной, и направился к ближайшему продовольственному магазину.

- Дайте мне 5 больших плиток шоколада «Юбилейный», - сказал я почему-то уверенным голосом. – Дайте, знаете, таких больших плиток по рубль пятьдесят?

- По рубль пятьдесят нету, - ответила продавщица, - есть только маленькие, по 35 копеек.

- Ну, дайте тогда пятнадцать плиток по 35, - сказал я.

Маленькие плитки были слегка менее престижными чем большие, и я поэтому решил купить еще и букет из 7 красных гвоздик.

-25-

У проходной я долго топтался и не мог заставить себя заговорить.

- Здравствуйте, бабушка, - сказал я наконец, весь красный от стыда. – А я вам тут шоколадок принес.

- Шоколадок? – вахтерша посмотрела на меня с изумлением.

- Ну, - все еще смущаясь, объяснил я ей свою мотивацию, - я тут смотрю, они все идут на работу мимо вас. Проходят себе на территорию, и заходят себе в теплый цех. А вы тут мерзнете одна... Ну я и подумал, куплю ей тут немножко шоколадок, чтобы она тут не скучала на холоде.

- Больших шоколадок там не было, - продолжал я, - так я вам тут еще и букет купил.

- Цветы – тоже мне? – изумленно сказала вахтерша, и я увидел в ее взгляде некую, пока еще только зарождающуюся, приязнь.

- Вам, - подтвердил я.

Она взяла у меня гвоздики, вошла внутрь проходной, и поставила их там в пустую бутылку из-под кефира. Тут я понял, что она вовсе не так уж свирепа, как это мне утром показалось.

- Тебе ведь нужно чего? – утвердительно спросила она, вернувшись ко мне.

- Да вот, я тут уезжаю за границу, - смущаясь, объяснил я ей, - а коробок для паковки нет. 

- Ох, как я вам, евреям, завидую, - сказала вахтерша, -  вам есть куда ехать. Всем надо валить из этой грёбаной Молдавии, а мне некуда. Куда я поеду? В Москву? Кому я там нужна?

- Тебе сколько коробок нужно? – спросила вахтерша.

- Не знаю, - смущенно ответил я, - с десяток хотя бы пока.

- Ну иди, - она открыла проход, - иди. Когда будешь назад выходить – я внутрь зайду чаю выпить. И ты тогда иди мимо быстрее.

-26-

- Чего ищешь? – спросил меня в цеху какой-то опрятный дядечка в оранжевой пластмассовой каске. Его взгляд был строгим и изучающим.

- Коробки, - честно ответил я.

- В Израиль едешь или в Америку? – спросил он, продолжая изучать меня строгим взглядом.

- В Израиль, - ответил я.

- Эх! – сказал дядечка. - Нам всем отсюда валить надо! Горбачеву нельзя верить!  Ничего хорошего в Молдавии не будет! А у меня тут - квартира, 30 лет стажа! Куда мне ехать?

Он замолчал.

- Коробки не здесь, - перешел он после паузы к делу,  - коробки возьмешь в третьем цеху.

- Петя, - сказал он руководящим тоном проезжающему мимо водителю электрокара, - ты вот что. Подвези товарища до третьего цеха. Он в Израиль едет, ему коробки нужны.

-27-

- Из этой грёбаной Молдавии надо валить! – сообщил мне, по дороге в 3-й цех, Петя.  – Валить, пока не поздно! Ради детей! У этой страны нет будущего!

-28-

В третьем цеху, у стенки, штабелями лежали коробки. Коробки, в плоском развернутом виде, были упакованы в большие сеты по 50 коробок в каждом. Каждый сет был четырежды перетянут прочной лентой, разорвать или перерезать которую мне никак не удавалось.

- Бери все 50 коробок, - посоветовал мне Петя. – Меньше не получится, полиэстеровую ленту не порвешь!

Но нести огромный сет из 50 коробок оказалось очень неудобно, до проходной его мне было не дотащить.

За моими потугами с юмором наблюдал уже не один только Петя, а уже наверное половина третьего цеха.

- В Израиль товарищ едет, - объяснил им Петя, - ему для паковки коробки нужны.

- Бери 100 коробок, - посоветовал мне кто-то, - бери сразу два сета. В правой руке – один сет, в левой – другой.  Баланс тогда будет!  В этом деле главное – баланс!

-29-

Коробки были тяжелыми, а сеты – большими, нести их было  неудобно. Я ковылял еле-еле, неимоверно при этом страдая.  Жесткая полиэстеровая лента впивалась в онемевшие от боли пальцы.  Дорожка к проходной шла вдоль какого-то сточного канала с ржавой красной водой, который стал казаться мне вавилонскими реками. Каждый шаг давался мне с неимоверным трудом, язык мой прилип к гортани. Я шел и повторял про себя слова 136-го псалма. Там, при реках вавилонских, сидели мы и плакали…

Я шел по прямой линии, не обходя огромные ржавые красные лужи, ноги мои быстро промокли.

- Ну еще немного, - думал я, - еще чуть-чуть. Я дотяну до этой проходной, я обязательно дотяну.

Ржавые лужи под ногами стали казаться мне разверзшимся Красным морем, а электрокары за моей спиной - египетскими колесницами.

- Господи, - шептал я, - господи. Господи, отпусти народ мой.

-30-

Когда вахтерша на проходной увидела меня, еле-еле ковыляющего к выходу, на ее лице отразился весь спектр всевозможных эмоций. В этом спектре я видел, как возмущение заранее не обговоренном с ней количеством выносимых коробок, так и сочувствие к моим физическим мучениям. Спустя мгновение вахтерша схватилась за голову, и бросив на меня последний укоризненный взгляд, скрылась внутри проходной.

Путь на волю был открыт.

-31-

Полгода спустя я уже въезжал в кампус Тель-Авивского факультета на своей новенькой, купленной только вчера мицубиши (мне светила постдокторантская зарплата, и потому я смело потратил вчера на первый взнос все свое полугодовое пособие от министерства абсорбции). Я нашел факультет математики и припарковался неподалеку. И немного полюбовался своей новой машиной. Как она стоит на стоянке, и все такое.

- А я всегда покупаю только Пежо, - сказал мне на иврите немолодой уже дядечка, припарковавшийся рядом.

– У меня ремонтная мастерская Пежо рядом с домом, очень удобно. Да и не доверяю я этим всем этим мицубишам. Два года поездят, а потом или коробку передач надо будет менять, или проводку. И развал-схождение надо каждый год делать, и воздушный фильтр менять каждые два года. Хлопот не оберешься! Я уже 20 лет только на Пежо и езжу, и никогда никаких проблем.

Он закрыл машину, нажав кнопку на ключах от машины, его Пежо пикнула и замигала.

- Видите? – спросил он с гордостью. - Она меня слушается!

-32-

Рядом с нами припарковался армейский джип, из него выскочил человек в военной форме, с винтовкой М-16, он быстро побежал по направлению к факультету математики.

- Наш замдекана, - ввел меня в курс дела мой собеседник. – Его раз в год забирают на 40 дней в армию, в милуим. У нас он замдекана, а в армии он – простой шофер. А у нас некоторые студенты уже офицеры. Ирония судьбы!

- А вот – даятсу шарада, - мой собеседник указал на маленькую машинку, - знаете кто на ней ездит? Юваль Нееман, министр науки! Это его машина!

-33-

Мы вместе вошли в здание факультета.

- Вы не знаете, - спросил я его на своем ломаном иврите, - где тут кабинет Гохберга?

- Идите на третий этаж, - сказал мне мой попутчик. – Там налево от лифта, за углом. А я пойду почту возьму.

Кабинет с табличкой «И. Ц. Гохберг» на третьем этаже был закрыт. Я постучал и изнутри никто не отозвался. Я этому даже обрадовался. Честно говоря, я очень волновался. Все-таки встреча с самим Гохбергом!

Я присел на какой-то диванчик неподалеку и стал дожидаться хозяина кабинета. Чтобы скрыть свое волнение, я нарочито небрежно перекинул ногу на ногу и «сделал» независимое выражение лица. Сидел и думал о разном, о матрицах, об их спектре, о Жордановой структуре и частичных кратностях.  О своей новенькой мицубиши. О том, что после переезда в Израиль я понял, что яблоки намного вкуснее апельсинов. И еще я вспоминал разные истории о Гохберге, из тех, что рассказывали у нас в Кишиневе. Вот одна из них.

-34-

В начале 70-х Гохберг, к тому времени уже известный математик мирового уровня, подал документы на выезд в Государство Израиль. В те годы подать документы в ОВИР можно было,  лишь получив справку с места работы. А на работе, перед тем как эту справку выдать, полагалось обязательно провести собрание коллектива и осудить уезжающего за измену родине. Причем сам изменник должен был на этом собрании обязательно присутствовать. Сложность заключалась в том, что дюжина сотрудников института были обязаны Гохбергу всем.  Идеями, диссертациями, степенями, всем. И вот сейчас, эти его апостолы должны были публично заклеймить своего учителя, которого они боготворили. Но Гохберг упростил всем задачу. За день до собрания он устроил для своих учеников тайную вечерю у себя дома. После трапезы Гохберг раздал всем ученикам листочки с написанными им же самим осуждающими речами. Все тут же устроили генеральную репетицию предстоящего завтра собрания коллектива института.

Я в то время еще ходил в детский сад, и, разумеется на этой репетиции не был, но мне пересказывали некоторые из этих забавных речей.

- Я, - говорил некий доцент Р., с горем пополам написавший три научных статьи, - я глубоко осуждаю И.Ц.Г., которого родина бесплатно обучила, поставила его во главе нашей научной школы, а он нас предал и решил украсть и увезти на запад наши научные идеи.

Словом, собрание прошло как по нотам, все благополучно заклеймили Гохберга и с легким сердцем разошлись по домам.

-35-

Я сидел на диванчике на третьем этаже Тель-Авивского университета и вспоминал эту и другие истории. Тут двери лифта открылись, и оттуда вышел мой недавний собеседник. Он подошел к кабинету Гохберга и открыл дверь своим ключом.

- Вадим? – спросил он меня по-русски. – Заходите, присаживайтесь