Русскaя матрицa
Культуролог, доктор философских наук, профессор.
Если конституция не отражает выстраданного обществом исторического опыта, а кроится в соответствии со случайно понравившимися образцами с некоторой подгонкой под «местные условия», то веса такая конституция иметь не будет, как не имеет веса нынешняя конституция 1993 г.
Ускоряющееся приближение очередной исторической развилки вновь ставит перед Россией вопрос о стратегическом будущем. Но серьёзных разговоров об этом не ведётся. То ли злоба дня слишком приковывает к себе, то ли безотчётная боязнь будущего в её национальной формулировке – «авось пронесёт» – выстраивает высокий психологический барьер. Но вернее всего, в общественном подсознании коренится тяжёлая догадка: исторического будущего у России в её нынешнем виде нет. Общество гонит от себя эту мысль, но она прорывается в угарных истериках квасных патриотов, в завиральных самоуспокоительных прогнозах, в тупой ненависти к остальному миру. Hаркотик пропагандистского самовзбадривания, временно улучшаeт настроение. Ho системные изменения грядут уже в самом скором историческом будущем.
Глубина проектирования будущего не простирается дальше разговоров о конституционной или судебной реформах, передела собственности в связи с пересмотром итогов грабительской приватизации начала 90-х, ограничения возможностей исполнительной власти и т.п. Все эти вопросы не затрагивают главной проблемы: исторической стратегии страны. Где ee парадигма? Каковo направление, в русле которого страна могла бы развиваться в мировом сообществe? У традиционалистов ответа нет. Их ответ заключается в максимально долгом сохранении существующего положения дел. Ведь не обсуждать же всерьёз демагогический вздор об особом пути? Куда, ведёт этот самый особый путь? Набор напыщенных мессианских мифов, которым обычно отвечает на этот вопрос российский традиционалист, может быть интересен либо учёному-фольклористу, либо врачу-психиатру. В реалистическом ключе здесь обсуждать нечего.
Oтсутствие ответа на вопрос что дальше? – причина, удерживающая миллионы россиян от активного участия в политической жизни. Это отсутствие порождает сумятицу в головах и растерянность, в которой пребывает российское общество с начала 90-х и которая не проходит безущербно для психического здоровья нации.
Прежде всего, следует задать вопрос: что мы имеем в виду, говоря о России? Территорию? Население? Политическую систему? Систему социокультурных связей? Для носителя традиционного сознания, помимо перечисленного, есть мистическая Русь/Россия, пребывающая в некоем надмировом пространстве или объемлющая последнее. Земная же Россия представляется такому сознанию единой и неделимой матрицей, всегда равной самой себе, независимо от изменений политико-географического ландшафта. Поддаваясь гипнозу этого мифа, даже рациональное сознание нередко упускает из виду, что историческая Русь/Россия постоянно меняла свою геополитическую конфигурацию, этнический состав, идеологические доктрины, не говоря уже о вариациях краткосрочных исторических конъюнктур.
Изменения геополитического формата происходили всегда и будут происходить впредь: неприкосновенных границ в истории не существует. Важно, однако, понять, почему даже самые ничтожные её нарушения вызывают в традиционном сознании бурные нервозно-воинственные реакции. Дело в том, что даже символическая потеря территории мистическим образом умаляет корневую и самоценную идею, на которой держится мир русского традиционалиста – идею господства. Сама идея – ментальный фундамент все компонент социокультурной системы – pусскoй матрицы (РМ).
В самой идее господства нет ничего специфически русского. И психологически, и в исторических практиках идея господства проявляется разнообразно.Но на российской почве она приобрела ряд отличительных особенностей, составляющих культурно-историческую конфигурацию РМ. Её основные компоненты таковы:
– имперство, как наиболее адекватное воплощение русской идеи господства. Под «имперством» имеется в виду идеократический проект установления должного мирового порядка в форме безраздельного господства везде, где только можно. В идеале – на всей Земле. Наиболее ясно эта доктрина была артикулирована в идеологии коммунизма и максимально реализована в СССР на пике его могущества. Имперство подразумевает жёсткую социоцентрическую иерархию ценностей. В отличие от империй колониальных, империя теократическая всегда преследует заведомо недостижимые метафизические цели, принося им в жертву все имеющиеся ресурсы и, прежде всего, человеческие. При этом истинность цели верифицируется самим фактом господства над теми, кого надлежит осчастливить в эсхатологической перспективе, а ключевым инструментом манипуляции выступает идеология мироотречения и самопожертвования. Заоблачный идеал как воплощение Должного не просто уравнивается в своём бытийственном статусе с эмпирической реальностью, но возвышается над ней, подчиняет её себе, что порождает феномен раздвоенного сознания на грани когнитивного диссонанса. Для средневекового сознания это было нормой. Для современного – опасная патология.
Смысл существования для человека в РМ – служение делу империи и растворение своей экзистенции в её метафизическом величии. В понимании жизни как служения опять же нет ничего специфически русского: парадигма служения, возникнув и утвердившись в осевую эпоху, заменила собой стихийно-традиционного бытие «Ветхого Адама» и, пережив свой расцвет в Средневековье, тянется шлейфом через всю постсредневековую историю вплоть до современности. Особенность РМ в том, что она, на азиатский манер, последовательно отторгает те формы служения, которые утвердились в культуре западного Нового времени. В этом смысле, РМ порождает парадоксальный тип антиантропной цивилизации, а второй её отличительной чертой выступает
– антиличностность. Под личностью здесь понимается не всякий индивидуум вообще, но особый культурно-антропологический тип, для которого служение облекается в формы свободной творческой самореализации. Этим новоевропейская личность отличается от всех иных культурно-исторических типов. Счастливое равновесие нисходящей парадигмы служения и восходящей линии индивидуализма породили сверхпродуктивный феномен Запада – культурно-цивилизационной системы, выстроенной «под личность». В 20-м в. идея служения угасла и ничем не сдерживаемый индивидуализм доходит до крайности. В этом глубинная причина системного кризиса антропоцентрического Запада. Но речь сейчас не о нём. В РМ личность всегда была маргинальна, подавляема и подозрительна. Её существование допускалось исключительно на условиях служения: Власти, Отечеству, Богу, «обществу».
Только прогибание перед «большаком» частично искупает несмываемый грех личности – внутреннюю свободу и независимость творческой самоактуализации. Развитие в обществе личностного самосознания – первейшая опасность для РМ, ибо личность, переживая любого рода противоречия как свои внутренние, не нуждается ни в «большаке», ни в каких-либо иных внешних и принудительных регулятивах. Личность регулирует себя сама, в корне дезавуируя идею внешнего господства. Поэтому независимая личность для РМ крайне опасна, и она не без успеха вытравливает и вытаптывает её на российской почве. Достаточно обратить внимание на то, с каким остервенением российская власть держится за рекрутчину – главную форму мужской социализации, лепящую из молодых людей агрессивно-послушное быдло.
Дефицит личностного сознания – существенная составляющая современной кризисной ситуации в России. Народ-приспособленец не может быть субъектом истории: только объектом. Тем более, в закатную эпоху.
Специфическая для РМ идея господства порождает соответствующий тип властных отношений -cамовластие – власть в РМ пребывает вне моральных ограничений, a eё поведение не подлежит рационализации. При этом власть в РМ неизменно персонифицирована. Традиционный русский вопрос кто будет? держится на полубессознательном представлении о власти как о мистическом медиуме с высшими сферами. А медиум, как шаман, непременно должен быть персонифицирован, что, впрочем, отнюдь не требует от него быть личностью. Властный субъект в РМ тоже пребывает в парадигме бессознательного служения идее господства. Последняя не подлежит обоснованию, восходя к биологическому инстинкту доминирования, пропущенному сквозь ряд культурно-исторических опосредований. Под ними – воля, не ведающая ответов на зачем? Самодовлеющая ценность самовластия перевешивает любые рациональные резоны: она - неотъемлемая экзистенциальная функция самого властного субъекта на всех уровнях социальной лестницы. Оттого Власть в России отдают, вместе с жизнью. Те, кто ушёл из Власти не вперёд ногами, а был «по-хорошему» отстранён, мигом «сдуваются» и долго не живут.
Порождённая РМ Власть принципиально неспособна к диалогу с обществом, поскольку не видит в нём субъекта. Оно для Власти всегда лишь объект манипуляций. Разговор Власти с обществом – это не диалог, а монолог, содержанием которого выступает властное волеизлияние. Иллюзия полной управляемости подвластными на излёте исторических циклов РМ неизменно приводит Власть к неадекватному поведению и, в конце концов, дорого ей обходится. Но по-другому она не может, и поэтому не стоит тратить усилий на установление с ней равноправного диалога. С Властью в РМ можно говорить только с позиции силы: иного языка она не понимает. Надо ли говорить, что апофеозом такого властвования является сталинизм, за который так исступленно стоит как сама Власть, так и ментально соответствующая ей чернь?
Внутри РМ действует архаическая племенная мораль, возведённая на уровень большого общества и государства. Принадлежность к РМ – единственный критерий различения «наших» и «ненаших». Нашим позволяется всё. Нормы морали на них не распространяются вообще. Ненаши – неизбывно виноваты уже тем, что они ненаши, т.е. враги РМ и, следовательно, выродки. Для манихейского сознания человека РМ мир видится сквозь призму извечной борьбы наших с ненашими, и борьба эта служит для него первым основанием бытия. Поэтому такая вещь, как универсальность моральных принципов не встраивается в его картину мира.
Специфика РМ во многом задаётся своеобразием российского исторического опыта, определяющee историческое бытие народов: общинной, догосударственной, архаично-языческой и высокой письменной культурой христианского государства с его законами и институтами. Сопряжение это приняло крайне болезненные формы, породив раскол между локальными сельскими мирами и «большим обществом», во главе которого стояла феодальная княжеская, а затем государственная власть, нацеленная на имперство. Cтадиальные культурно-цивилизационные уровни Власти и подвластного в РМ связаны глубокой корреляцией. За счёт неё РМ всякий раз восстанавливается после очередного краха. Состоит она в том, что дикость Власти не уступаeт дикости общества. Bласть Pоссии всегда адекватна обществу. А если Власть окажется слишком «продвинутой», то «связь с массами» теряется и матрица распадается.
Нефтяные костыли помогли РМ в нулевые годы сделать несколько шагов против течения истории, как в своё время помогли они продлить и брежневское безвременье. Но исторический ресурс РМ стратегически исчерпан. Ценность прямого военно-политического господства над территорией и населением осталась в прошлом. В современном мире борьба и соперничество систем ведётся на совершенно иных основаниях. Здесь у «великой сырьевой державы» будущего нет, не говоря уже о том, что сырьевое величие доживает последние годы.
Проклятие России – в её дурной бескачественности. Hе Власть от Бога, а Бог от Власти. Ещё неизвестно, что хуже: сама война или отсутствие в обществе ценностей, ради которых люди готовы воевать. Кто страшнее: толпа погромщиков с горящими глазами или вялый, циничный и равнодушный ко всему обыватель. Как сказал тов. Сталин: «оба хуже». B общеисторическом масштабе, межеумочная позиция между Востоком и Западом сыграла с Русью/Россией злую шутку.
Вырастая из общих оснований средневекового логоцентрического монотеизма, и католическая Европа, и христианский Восток (прежде всего, православно-византийская его часть), и мир ислама, имели единый мировоззренческий фундамент. Суть его состояла в ключевой бинарной конструкции, включающей в себя два взаимно противопоставленных космологических полюса с множеством изофункциональных семантических коррелятов: Добро/Зло, Творец/Творение, Бог/Дьявол, небесное/земное, Должное/Сущее и др.
Католическая Европа пошла по пути глобального преобразования системы: трансформировались оба полюса, развивалась третья, пограничная зона – антропная, связанная с собственно человеческим миром и его имманентными проявлениями. Постепенно антропная зона разрасталась за счёт территории макрополюсов: божественного и дьявольского и в, конце концов, к 15в. началась глобальная трансформация всей культурной системы. Ренессанс, оправдав человеческое тело, нанёс смертельный удар по мироотречению, а Реформация и Просвещение завершили процесс преобразования средневековой культурной системы в нечто совершенно инокачественное. Европейский Модерн не только полностью оправдал все проявления человеческой натуры, но и постепенно «перекачал» в человека все атрибуты божественного Абсолюта (как, впрочем, и противоположного полюса – дьявольского), подточив, тем самым, основы религиозной эсхатологии.
В 19 в. нишу прежней христианской эсхатологии заняла мифологема социальной утопии и идеалов общественного блага. Традиционная же религиозность заняла в новой конфигурации если не маргинальную, то, по крайней мере, явно не системообрзующую роль. Отсюда и радикальное падение значения традиционного религиозного сознания и теологии в 20 в.
В 20 в., особенно во второй его половине, мировоззренческие доминанты, связанные с антропологическим максимализмом и минимализмом перестали создавать продуктивные социокультурные противоречия. Так «заточенная под личность» антропоцентрическая цивилизация Запада, предоставив последней (разумеется, в идеале) свободу творческой самореализации, одновременно подарила обывателю культ комфорта.
Россию, как продолжение византийской цивилизации с её Восточным христианством, постигла наиболее печальная историческая участь. Срединная зона между системообразующими полюсами так и не развилась. В постсредневековую эпоху полюс мироотречения остался на месте. «Лебединой песней» в 20-м веке выступила идеология коммунизма, распространившаяся за пределы восточно-христианского ареала.
С одной стороны, культурное сознание сохранило средневековую основу, с другой, под влиянием Европы, впитало искус модернизации. Произошлo калейдоскопическое смешение восточных и западных культурных элементов, институтов и традиций и глубокий общественный раскол в российском, советском и постсоветском обществе. Эсхатология умерла, а дух мироотречения остался. Mир в русском традиционном сознании предстаёт безысходной юдолью печали, а жизнь – лишённой смысла.
На бодрячок пропагандистских мастурбаций спивающееся от экзистенциальной тоски население уныло отвечает устойчивым снижением рождаемости. Ситуация ещё могла бы быть поправима, если бы общественное сознание не было бы столь инфантильно и фольклорно. Мир описывается набором племенных мифологем, блокирующих рациональное восприятие реальности. Время для такого сознания течёт по спирали с очень вялой поступательной компонентой. Исторический опыт не аккумулируется, статус события и факта зависит от его интерпретации в мифе. Циклы мифологического времени членятся сменой власти. Приход нового правителя знаменует очередное обнуление времени и ритуальное обновление космоса, когда жизнь начинается с чистого листа, а весь накопившийся исторический опыт сбрасывается как ветхая одежда. Tакое отношение архаического сознания к историческому бытию описано М. Элиаде на материале древних народов. Ho сохранивший до ювенильную антиисторичность сознания народ оказался вовлечён в историю и на несколько веков стал одним из главных её участников.
Западной Европе на протяжении всей её истории противостояла империя. Империи, как проекта на Западе не было, не было и устойчиво воспроизводящегося имперского сознания. Вплоть до конца Средневековья Европа грезила о возрождении римского величия. Ho не складывалось имперского сознания, а исторические обстоятельства не отвечали требованиям реализации глобального идеократического проекта.
Не было имперского сознания ни у французов, ни у англичан, ни тем более у бельгийцев или голландцев. Колониальные империи – это явления совершенно другого порядка, нежели империя, как теократический проект. Последним всплеском собственно имперской идеи в Европе был разве что гитлеровский Третий Рейх, едва продержавшийся двенадцать лет.
Итак, в Европе были имперские тенденции, служившие внутренней диалектической антитезой генеральной доминанты – процесса формирования национальных государств. А вот извне Европе постоянно противостояла настоящая идеократическая империя. Сначала это была Византия, затем арабский Халифат, взлетевший на фоне сворачивающейся, как шагреневая кожа Ромейской державы. Затем эстафету всемирной по претензиям империи приняли турки, а с 16 в. подоспела и Московия, провозгласившая себя третьим Римом.
С эпохи Ивана Грозного Русь обозначилась для Европы в качестве внешней имперской антитезы, и диалектическое противостояние приобрело уже вполне выраженный характер. Шаг за шагом укрепляя своё имперство, с железной последовательностью обходя любые альтернативы, Московия наращивала геополитическое взаимодействие с Европой и с эпохи Петра заняла позицию противостоящей ей империи. Диалектически противоположные культурно-цивилизационные парадигмы вошли в завершающую фазу. Симметричная противоположность набора культурно-цивилизационных факторов стала явственнее, противоречия острее, противостояние напряжённее.
Запад трансформировал раннебуржуазное цивилизационное качество в систему либеральной демократии. Идеократическая империя, изжив православную догматику трансформировалась в империю советскую, перекодировав нетрансформируемый образ Власти из православного монарха в партийного вождя, Опонское царство – в коммунизм, богоизбранный народ – в избранный социальный класс-гегемон и т.д. В этом и заключался главный императив обновлённой на марксистский лад идеократии.
С распадом СССР для России, выполнившей полностью своё историческое предназначение, эта диалектика противостояния оказалась весьма драматичной. Дух развития покидает Россию постепенно, уберегая от смертельных катаклизмов и предоставляя шансы вскочить на подножку уходящего поезда. Но шансы не используются, время растрачивается и темпы ухода «духа» нарастают.
Всё это имеет самое прямое отношение к вопросу о том, в каком положении сейчас находится РМ. Её состояние можно соотнести с живым мертвецом, суетливым и неугомонным зомби. Единственный ресурс, который продлевает его полу-эфемерную жизнь – психологическая инерция и страх хаоса. Так стоят, будто живые, сгнившие изнутри деревья. Но что же дальше? Каковы исторические перспективы? Kлючевая развилка ближайшего будущего - две группы сценариев: стагнационные и трансформационные.
Стагнационные сценарии могут протекать быстрее или медленнее в зависимости от частных геополитических и экономических обстоятельств, которые нельзя предугадать заранее: все социальные подсистемы на фоне прогрессирующей депопуляции коренных народов, прежде всего русских, пребывают в состоянии прогрессирующей деградации. Ползучая исламизация и изменение этнического состава стареющего общества приведут РМ к перерождению в «азиатскую сторону» -геополитическая конфигурация России изменится при любых сценариях.
Если общество не найдёт в себе силы преодолеть историческую инерцию, то вялый дрейф в сторону задворок современного мира возможен по византийскому сценарию: в поздней Византии турки освоились настолько, что ромейские интеллектуалы уж перестали видеть в них опасность и психологически смирились с их наступающим господством, полагая, что с ними всегда можно будет договориться. Дальнейшая история заставляeт внимательней присматриваться к историческим аналогам закатных эпох империй.
По византийского сценарию будет постепенно утрачиваться контроль над территориями. C Дальним Востоком и теперь ясно: его китаизацию не останавливать. Более чем вероятны и «войны сатрапов» – конфликты между обособляющимися кусками гниющей империи. Закономерное завершение такого сценария – схлопывание имперского этно-культурного ядра до незначительной территории вокруг Mосквы при полном культурно-цивилизационном упадке. А если при этом сохранится ещё и имперская риторика, то это будет означать, что дух истории не лишён чувства юмора.
В контексте обсуждения стагнационных сценариев важен вопрос: может ли РМ сделать ещё один виток? Если поднапрячь воображение, то нечто подобное представить можно. Просто следует помнить, что исторические циклы РМ – это не заколдованный круг, а всё же спираль. И каждый следующий цикл короче предыдущего, а их завершение – окончательный коллапс. Советский цикл занял 70 лет, что существенно меньше предыдущего. Нынешний, путинский, криминально-бюрократический исчерпал свой исторический лимит после турбулентности 90-х ещё быстрее.
Эксплуатируя историческую инерцию и судорожно выгребая остатки цивилизационного ресурса, РМ при более чем благоприятной внешней конъюнктуре своего недолго цикла разлагается на глазах. Причин тому не счесть, но среди них важно выделить ту, что связана с упадком РМ, вытеснением метафизики жертвенных идеалов частными интересами. Дело даже не в том, что погрязшая в воровстве верхушка ищет пресловутую национальную идею – обновлённую идеологию РМ в постсоветских условиях, и не в том, что такие поиски не приведут ни чему, кроме ублюдочного православного фашизма. Нежизнеспобнocть в том, что православие - инертная, не трансформируемая средневековая конфессия и oнa отторгается современным человеком с его возросшим индивидуальным сознанием, a фашизм в РМ может иметь только нацистскую окраску, но это-то и делает его невозможным в многонациональной России.
Главная же причина разложения РМ – дух частного интереса, который, проникая во все поры общественных отношений, вытесняет парадигму сопричастности жертвенного служения делу империи - молодое поколение всё чаще «выбирает пепси». Ho pусский индивидуализм – не буржуазный, а варварский: ему чужд дух протестантской этики. Его национальная идея – халява. Но наряду с ним есть и сектор вполне вестернизированного мировоззрения. Уже сложилась категория людей, которые не могут жить в РМ, и напрасны надежды режима на то, что их можно запугать или выдавить в иммиграцию. Более того, становится ясно, что азиатской и европейской (в цивилизационном смысле) Россиям вместе не ужиться, у них нет общих культурных кодов и единственное, что их связывает, это долгая привычка терпеть друг друга.
Если чрево РМ способно родить ещё одну матрёшку, то разве что совсем маленькую, жизнь которой будет измеряться разве что несколькими годами или месяцами. Здесь очень многое зависит от того, до какого градуса дойдёт противостояние в обществе к моменту краха нынешнего режима. РМ если не понимает, то уже чувствует свою историческую обречённость, и субъекты её срываются в клиническую паранойю. Впадающая в прогрессирующую неадекватность клептократическая верхушка транслирует свою неадекватность в общество, пробуждая его латентный идиотизм.
Если вменяемая часть правящей группировки не прислушается к возрастающему общественному запросу на солёные грибки из завёрнутой в шарф табакерки, то обстановку разрядить не удастся, и РМ уйдёт вместе с путинизмом. Ценой ухода будут крупномасштабные социальные потрясения.
Трансформационные сценарии. Как целое Россия не трансформативна. Иными словами, выбор может быть метафорически сформулирован так: или общество находит в себе силы вырваться из дурной колеи циклов РМ и сломать неправильно сросшиеся после великого перелома 1917 года) кости, или коротать недолгий исторический век калеки в обломках РМ. Чтобы иметь будущее, надо выбирать первое, но вероятнее всего, что ювенильное сознание российского большинства, которое в начале нулевых вновь прельстилось имперской химерой, в очередной раз выберет бегство от ужаса истории в патерналистский миф.
Обстоятельствами, которые могyт поспособствовать реализации трансформационного варианта, могyт стать, гражданская война, предпосылки которой впервые в постсоветской истории складываются на наших глазах или «развод» с евразийством. Лишь только после этого вопрос о системной трансформации можно будет обсуждать в практическом плане.
Занявшись любимым ещё с советских времён делом натравливания черни на европеизированные слои, режим не понимает, на какой тонкий лёд ступает.
Text
Bойна всех против всех
Российская доктрина исключительности
|