Лихолетие 90-х

 

 

Борис Георгиевич  Миллер (193?-1997) был руководителем Московского представительства МОПЧ (Международного Общества Прав Человека), к которому я в то время относилась.

Борис Миллер родился в Белграде в семье эмигрантов из России. Отец был белогвардейцем,  воевавшим у Деникина и Врангеля. Борис Миллер подростком  пытался вступить в 1944 г. в армию генерала Власова, но его не взяли из-за возраста. Он был интернирован советскими войсками и находился в лагере для перемещенных лиц. В 1947 году служил в охране генерала Туркула. В  этом же 1947 году вступил в НТС. В 1949 уехал в Чили и работал радиоинженером на заводе "Филипс".

Наталья Александровна Маковa родилась 2-го сентября 1946-года в западной Германии в лагере Менхегоф  для перемещенных лиц («ди-пи») , там,  где поженились ее родители в 1945-м году. Мать Натальи, Александра Ивановна Выдрина, была вывезена немцами из под Курска на принудительные работы. Отец , Александр Николаевич Маков, оказавшийся на территории оккупированной Украины и, как и многие другие,  ушел вслед за отступающими немцами. Родители Наталии не были предателями,  любили свою страну, но из-за угрозы жестокой расправы со стороны советских властей над лицами с оккупированных территорий, по окончанию войны они  домой не вернулись. Прожив два года в Менхегофе, семья на четыре года переезжает в Бельгию, где отец работает шахтером, затем они уезжают в Германию.

Оба родителя Натальи активно участвуют в деятельности известной антисоветской организации НТС (Народно-Трудовой Союз российских солидаристов)- сегодня жкрнал этой организации ПОСЕВ сегодня свободно продается в России. Эта организация боролась с советской идеологией и ставила своей целью освобождение русского народа от коммунистической диктатуры. В 1953-м году Александр Маков был заслан в СССР для ведения активной работы НТС против советской власти и ее идеологии изнутри. Однако, вследствие недостаточной конспирации, он был схвачен агентами КГБ и через месяц расстрелян. С этого момента, семилетняя Наталья и ее младшая сестра Вера воспитываются одной матерью. От матери же Наталья получает глубокую православную веру, а от покойного отца  наследует его преданную любовь к России.

В 1962-м году Маковы переезжают в Париж и Александра Ивановна выходит замуж за Юрия Петровича Жедилягина, старого знакомого по Менхегофу, незадолго до того овдовевшего, тоже активного члена НТС. От первого брака у него было три сына, разделявших идеи и устремления отца. В 17-ти летнем возрасте, в 1964-м году, Наталья Александровна сама вступает в ряды парижской молодежной группы НТС и ведет активную пропаганду. Она  распространяет «литературу» среди проезжих в Париже советских граждан, пишет статьи в Посев. Два раза, в 1976-м и в 1979-м годах, ей удается съездить в Советский Союз переводчиком. Там же в 1979-м году, Наталью Александровну задерживают как члена НТС.

В 1967-м году Наталья Александровна выходит замуж за сына русских эмигрантов, от которого у нее рождается два сына. К сожалению брак оказывается неудачным и уже в 1975-м году этот брак  распадается. После развода, Наталья Александровна работает дизайнером и одна воспитывает своих детей. В середине 80-х годов она знакомится с новым председателем парижского отдела и членом совета НТС Борисом Георгиевичем Миллером. Это знакомство служит ей толчком для возобновления деятельности в НТС ; многие и сегодня вспоминаются многочисленные политические встречи и беседы, проводимые в подвале дома 125-бис на рю Бломе, в Париже.

В 1990-м году Наталья Александровна с Борисом Георгиевичем посещают Россию. Им удается объездить 16 городов, в которых Борис Георгиевич активно выступает с докладами, в том числе и по телевидению, от имени НТС. После нескольких неудавшихся попыток их запугать, КГБ, считавший их действия за провокацию, арестовывает Наталью Александровну и Бориса Георгиевича, взломав дверь квартиры, в которой они проживают, и выдворяет их из страны, угрожая, что больше сюда им уже не вернуться. Тем не менее, год спустя, в августе 1991 года Наталья Александровна с Борисом Георгиевичем вновь в России – приехали на Конгресс Соотечественников. Однако, вместо того, чтобы принимать в нем участие, трое суток проводят на баррикадах, защищая Белый Дом! После этих событий, Наталья Александровна и Борис Георгиевич бросают все что у них есть заграницей, и в 1992-м навсегда переезжают в Россию. В апреле 1994-го года, они наконец-то получают долгожданное российское гражданство. Борис Георгиевич в этот момент возглавляет российскую секцию Международного Общества Прав Человека (МОПЧ). Он считает, что в качестве правозащитника он может принести пользу стране, и, именно в этом качестве становится известным в России: предпочитая конкретное дело политике, Борис Миллер неустанно помогает людям – добивается освобождения политзаключенных, пересмотра сомнительных судебных решений, или же просто преподносит гуманитарную помощь... Наталья поддерживает его во всех делах. Помимо этого, Наталья преподает французский и английский языки в Плехановском университете. Все ее студенты помнят в ней доброго учителя, искренне интересующегося их личным успехом, всегда готовым пожертвовать своим временем, даже отчасти бесплатно. Как- то возвращаясь вечером домой, Наталья замечает у ее подъезда двух девочек в оборванной одежде. Узнав, что они брошенные, она с Борисом Георгиевичем решает их приютить, а затем месяцами добиваются над ними опеки. Младшая девочка оказалась глухонемой: ради нее супруги выучивают азбуку глухонемых, и обучают  девочку  читать и писать... На везде задаваемый вопрос « зачем вам нужны эти девочки?» Наталья неуклонно отвечает – «да незачем! Однако долг каждого христианина помогать ближнему».

Оставив во Франции прибыльную работу, Наталья Александровна в первое время живет в России за счет скромного жалованья, получаемого Борисом Георгиевичем в МОПЧ. После его смерти в 1997-м году, Наталья зарабатывает на жизнь переводами и преподаванием иностранных языков, но из-за частых болезней живет все беднее, временами до нищенства, отдавая все, что имеет воспитываемым ей девочкам.

Ей было тяжело душевно: «возвращаясь» в Россию, Наталья хотела добиться реабилитации расстрелянного в 53-м году отца. Однако, несмотря на долгие хлопоты, обоснованность иска, и вмешательство прессы, Генпрокуратура, а затем Верховный Суд Российской Федерации отказываются пересматривать решение суда 53-го года.

Наталья нарывается на полное непонимание . В России ее не понимают,как  можно предпочесть обеспеченную жизни заграницей скромной жизнь «дома» – в России. Ее родные сыновья, оставшиеся во Франции, отворачиваются от матери и бесследно исчезают. Наталья Александровна просит полицию их разыскать, одного находят, но он отказывается дать матери своей адрес.

Затем  одна за другой уходят от нее взятые на попечительство девочки: призыв «улицы» оказывается сильней предоставляемой возможности вести честную жизнь, а ослабевшая от болезни Наталья уже не в силах их удержать.

Знакомые Натальи удивлялись, как, несмотря на удары судьбы в последние годы жизни, она могла не терять своего достоинства и продолжала гореть неустанной, почти неразумной, любовью к своей стране и к своему народу. Вдали от родственников, окруженная всего лишь горсточкой близких друзей, Наталья осталась практически одна и, после тяжелой болезни, в возрасте 57 лет, отошла ко Господу 9 октября 2003 года. Отпевали ее в кладбищенской церкви подмосковного поселка Остров, где отныне она и покоится в близи от Бориса Георгиевича. Данное себе  слово  умереть в России  они сдержали. А свою трудную жизнь прожили не зря.

Этот материал о человеке, не избвлованном судьбой, предлставил из Парижа племянник  Натальи  Александровны, Жедилягин Максим Валериевич.  

 

 НТС и наследие русской эмиграции (официальный сайт Народно-Трудового Союза российских солидаристов)

http://ntsrs.ru/content/za-rossiyu-no-334-iyun-1997-g



Народно-трудовой союз российских солидаристов



Международное общество прав человека



Галич alexandr arkadievich

 

valery brumel

 

Ростислав Евдокимов (1950-2011)

...Но от двуглавого орла

Осталась только зоркость взгляда

Ни крепкой верности гнезда

Ни крыл державного размаха

Пятиконечная звезда

Кроваво-грязная как плаха... (1981 г.)



Ростислав Евдокимов - потомственный НТС-овец. Ростислав Евдокимов-Вогак, правозащитник, поэт и публицист, родился 29 ноября 1950 года. Сын старого члена НТС Бориса Евдокимова, печатав шегося в "Посеве". 22 июля 1982 года Ростислав Евдокимов был арестован в связи участием в выпуске Информационного бюллетеня СМОТ. Освобожден в 1987 году, лидер Санкт-Петербургской организации Народно-трудового Союза российских солидаристов, член редколлегии журнала "Посев", член Руководящего круга НТС.



"- Я окончил музыкальную школу по классу скрипки. Хотел поступить в музыкальное училище на теоретико-композиторский, но не стал поступать, потому что это автоматически означало армию. И я поступил на физический факультет в 1968 году, затем на исторический - в 1969-м.

Весной 1972г. я был с исторического факультета отчислен. В академической справке значилось за 5 экзаменов 5 пятерок, а за пятой пятеркой было написано - "исключен за академическую неуспеваемость". Любая секретарша в любом ВУЗе понимала это совершенно однозначно, и попытка с такой справкой поступить была совершенно бессмысленна.



Поэтому я по рекомендации одного своего приятеля кончил курсы взрывников при Горном институте.



Одновременно меня от военкомата пропустили через психиатрическую экспертизу.



Так как у меня отец был дипломированный шизофреник, а считается, что шизофрения может быть наследственным заболеванием, меня радостно признали шизофреником, заодно освободив от армии.



Опять же - парадоксы нашей действительности: дипломированный шизофреник работал взрывником, притом не просто взрывником, а в геологических экспедициях на границах со странами НАТО.



Еще с университетских времен я начал писать стихи, и сейчас пишу. Потом, несколько позже, я начал писать прозу, эссеистику.



Когда я уже был арестован, меня приняли в швейцарский и французский ПЕН-клубы. Я не был ни в Швейцарии, ни во Франции и поэтому никаких официальных документов не имею, но меня уверяют, что это все-таки имело место.



Параллельно я занимался всяческой научной работой. В 1979 году у меня была довольно престижная публикация в сборнике к 2400-летию Платона - "Платон и его эпоха".



После ареста отца, когда меня выгнали из университета, я, естественно, стал ездить к отцу в Казань. А к этому моменту я как раз познакомился с Сашкой Подрабинеком, еще до того, как он организовал свою Комиссию по злоупотреблению психиатрией в политических целях. И как только он ее создал, он обратился ко мне с просьбой дать какие-то материалы. И не только по отцу: по Петербургу, по Казанской психбольнице, куда я мог ездить на свидания, выяснять какие то вопросы.

Я этим и занялся. Формально я в группу не входил, но одно время фактически выполнял роль их петербургского представителя.



Потом я в очередной раз уехал в какую-то экспедицию на Север. На Севере я услышал по радио, что мои знакомые: Левка Волохонский, Наташа Колесниченко и некоторые другие (с ними со всеми я был знаком года с 1978-го) создали СМОТ. Когда я вернулся из экспедиции, тоже присоединился.



А затем, когда прошла первая волна арестов по СМОТу, создалась ситуация, что те, кто остался на свободе, были люди бесписьменные. Альбина Якорева и Наташа Колесниченко попросили меня, чтобы я помог с составлением документов. Я стал составлять документы и это естественным образом вылилось в то, что мы вместе со Славой Долининым возобновили издание "Информационного Бюллетеня" СМОТ.



У нас было очень хорошо поставлено дело с точки зрения профессионально подпольной. Мы со Славой готовили текст бюллетеня, какую-то информацию, конечно, передавали нам и другие СМОТовцы. Печатали 4 экземпляра на машинке. Затем я уничтожал первый экземпляр и копирку (по ним можно было прочитать почерк пишущей машинки). А с остальными тремя мы делали так: один передавали на Запад, один оставался у нас в архиве (к сожалению то, что было у Славы Долинина, нашли, он плохо, оказывается, прятал) и, наконец, один экземпляр мы отдавали в работу.



Я передавал его Альбинке Якоревой, которая увозила его в какой-нибудь провинциальный город. Обычно это были разные города, например Ярославль, Прокопьевск, где провинциальные машинистки этот номер перепечатывали.



И вот с экземпляра, перепечатанного в какой-нибудь Костроме, что найти очень сложно, делались ксероксы и размножались уже в сотнях экземпляров.



Естественно, что ксероксы делались по договоренности с теми, кто на них работал. Но они действительно не знали, откуда получали оригинал и куда все это увозят с ксерокса.



С этой точки зрения была соблюдена вся необходимая конспирация, и лишь один человек знал всю цепочку - это была Альбина Якорева.

Наши бюллетени я отправлял в НТС, и там ряд материалов перепечатывался в журнале "Посев". (Именно эти материалы были мне впоследствии инкриминированы - только то, что напечатано в "Посеве".)

Но в конце 1981 года мы почувствовали, что нам буквально сели на хвост. И тогда мы передали дела в московскую группу Валеры Сендерова. Они позже начали, но, к сожалению, раньше провалились, продержавшись несколько месяцев.

В Москве нет традиций конспирации. Кто знает, может, питерские туманы способствуют выработке таких навыков.



14 июня 1982 года пришли с обыском ко мне и к моему подельнику Вячеславу Долинину. У меня уже была прививка. Поэтому им у меня на квартире практически ничего не удалось найти, кроме нескольких НТСовских брошюрок да парочки журналов "Посев". Их я мог благополучно списать на отца, что, мол, перед смертью он мне их дал - не выбрасывать же, лежат себе и лежат, никому я их не показывал.



Даже по тем временам они не смогли получить ордер на арест, прокурор на основании этих улик никак не мог выдать санкцию. А Долинина, к сожалению, арестовали и меня таскали на допросы свыше месяца.



Я ходил на эти допросы, причем отрицал сам факт знакомства с подельником - все время делал вид, что фамилию его не могу запомнить: то ли Данилов, то ли Данилин, то имя путал: не то Вячеслав, не то Владислав, и отчества не знал - Леонидович или Ларионович.



Через месяц с небольшим все это закончилось тем, что привезли пакет из Москвы, изъятый у Севы Кувакина, активиста СМОТа. В пакете были некоторые мои собственноручные бумаги, микропленки, подготовленный мною с подельником сборничек стихов Руальда Мандельштамма и Леонида Арамзона, масса чужих книг, статьи. Этого вполне хватило для дела.



Но мне повезло - как раз накануне приехала Альбинка Якорева, которая готовилась уезжать из Союза. Она - мать двоих детей, и ее шантажировали арестом.



Уезжать она должна была из Питера, потому что здесь была прописана. Хотя реального жилья она не имела: Альбина была в те годы "профессиональной революционеркой", каталась по всему Союзу.



И когда она приехала, чтобы завершить все дела, мы с ней успели встретиться и договориться об одной простой вещи, а именно - когда она пересечет границу, я буду давать показания о преступной деятельности гражданки Якоревой с таким видом, как будто я не знаю, что она уехала. И все эпизоды, которые на нас могут вешать, будут повешены на Альбинку. Это в интересах не только моих, это в интересах и третьих людей. Чтобы отвести от них улики.

Мы договорились, что, когда она пересечет границу, я об этом узнаю благодаря определенному вложению в передачу. Это будут лимоны или конфеты "Лимончик".



22 июля я, как всегда, отправился к следователю с "сидором" - в нем мыло, сыр, колбаса, теплые вещи - и был арестован.



Дней десять я не давал никаких показаний, а они меня уговаривали. А потом мне передали лимоны и я сделал вид, что поддался на уговоры, и они тоже должны были делать какие-то ответные ходы. Я начал давать показания по той схеме, которую мы с Альбинкой разработали.



Насколько я помню, практически на все их вопросы удалось дать ответы, в чем мне очень помогал опыт 1971 года.



Суд состоялся в 1983 году в июне, потом кассация, потом надо ждать этап. В общей сложности в Большом Доме я просидел год и месяц.



Долинину дали четыре плюс два, мне пять плюс три".



ПАНОРАМА, N333), май 1992

Ростислав Евдокимов - потомственный НТС-овец
http://www.panorama.ru/gazeta/p33evd.html