Лихолетие 90-х

 

 

 

Накануне ... "Прыжка в реформы"

После августовских событий 1991

Проблема управления  в России стала обостряться  сразу после августовских событий 1991 года.  Правительство оказалось  парализованным. Премьер России И.С.Силаев был "отправлен"  под мощным давлением группы Полторанина-Бурбулиса-Шахрая,  клевретов российского Президента. Ни союзного, ни российского правительства  не было в течение 2-3 месяцев.   

Oсенью 1991 года  Президент России неожиданно провозгласил себя премьер- министром,  а своими первыми заместителями - Гайдарa и Бурбулисa, — довольно посредственных деятелей, никогда не занимавшихся ни управлением, ни производством.

На 5-м съезде Президент объявил о новой радикальной экономической реформе — готовящейся либерализации цен, крупномасштабной приватизации. Было сказано, что все трудности останутся позади уже в конце 1992 года.

Первое "правительство реформаторов", реформирующее экономику вдребезги, бесславно ушло в небытие в конце 1992 год, оставив после  крупные экономические и социальные проблемы.

Персонификация государства

традиционно склонные к теоретическому анализу, российские ученые — юристы, экономисты, социологи, философы, не говоря уже о "новых политологах", не пытались и не пытаются осуществить фундаментальный анализ эволюции "Государства СССР". Многие ученые предпочли для себя облегченный путь оперирования конкретными событиями, превратившись в публицистов-журналистов. Одинокими выглядели редкие возгласы академиков Абалкина, Коптюга и некоторых других, которые ставили вопросы: "Какое государство мы строим?", "Какие идеалы и ценности мы берем на вооружение?". Их высмеивали одни, другие предпочитали их не слышать. мало кто  интересуется вопросами о путях исторического развития России. Отсюда — эксперименты, эксперименты... В Конституции. В президентстве. В экономических реформах. В самоуправлении. 

После Великой Российской трагедии 21 сентября - 4 октября 1993 года, попытку осуществить исследование новейшей русской государственности, столкновения двух начал в ее развитии — самодержавия и демократии (Ельцина и Парламента) осуществил коллектив авторов, ученых Венгерского института русистики. Их работа называется "Ельцинщина".

Этот анализ вычленяет главное — отсутствие  желания построить подлинно демократическое государство у Ельцина и ельцинистов; стремление "подстроить" государственные институты "под себя". Менее всего здесь учитывают народный интерес.

Bенгерский ученый прямо говорит о том, что причина конфронтации в России в 1992-1993 годах — в Ельцине — говорит то, что российское общество упрямо не желало видеть.

Гражданское общество

Вдохновителем, приверженцем, а вместе с тем и гарантом идей "демократии", "правового государства", "разделения ветвей власти", "свободных выборов", "многопартийности", "рыночной экономики" и "неприкосновенности частной собственности" в России стало государство. При этом в одном государстве причудливо возникли два политических режима. Один — президентский, другой — парламентарный.

можно ли говорить о демократии там, где ее залогом, фундаментом является не свободное общество, а "свободное государство, (свободное — от общества, народа — Р.Х.),

Если общество покорно воле правителя, насильно навязывающего ему чуждые порядки, если это общество терпит такого правителя — то это происходит не потому, что "народ не готов к свободе и демократии". Это происходит потому, что этот народ подавлен нищетой, безработицей, неуверенностью в будущем, страхом перед насилием властей, использующих карателей и армию. Над нищим и обездоленным народом сравнительно легко осуществлять государственные эксперименты. Потому что государство — всесильно.

В России все происходит по-другому

Терминологическая, идейная и политическая неразбериха, размытость линий политических фронтов, которая делает из применяющего "шоковую терапию" государства "левых”, а из эгалитарной антикапиталистической оппозиции — "правых”, в которой "красные" и "коричневые" невероятным образом находят друг в друге патриотов, вчерашние демократы с незапятнанной репутацией во мгновение ока становятся "антидемократами", "сторонники свободы" — "государственниками", а истинные демократы, люди, защищавшие в августе 91-го "Белый дом", к сентябрю-октябрю 93-го вдруг превращаются в "коммуно-фашистoв" — все это не понять западному человеку.

В России другие понятия вкладываются в слова "демократия", "государство", "революция", и за словами "фашизм" стоит не то, что думают на Западе. И когда для анализа русской политической жизни используются выражения, заимствованные из  западного политического лексикона, — они в большинстве случаев лишь вводят в заблуждение. И  западному наблюдателю кажется, что все "сходится", все поддается объяснению. Однако мыльный пузырь лопается  и начинают вырисовываться контуры, "умом не постижимой", "несущейся птицей-тройкой", России, в которую "всесились бесы", терзающие все того же "маленького человека" Достоевского.

При анализе указанного выше типа излюбленными являются следующие противопоставления:

1. С одной стороны, существуют "демократы", с другой — "консерваторы" (сторонники "твердой линии", коммунисты и т.д.).

2. С одной стороны, существует "демократия", которую в данном случае представляет Ельцин, с другой — "диктатура", олицетворяемая сторонниками "твердой линии" (к их числу в зависимости от хода борьбы за власть могут относить и бывших "демократов", например депутатов съезда).

3. С одной стороны - прогрессивные западники, с другой — ретрограды- славянофилы...

4. С одной стороны, исполнительная власть, с другой - законодатели, представляющие "коммуняг”.

5. С одной стороны, злая коммунистическая номенклатура, с другой — невинный народ.

6. С одной стороны, добрый предприниматель, с другой — бюрократ, защищающий государственную собственность и т.д.

Конечно, в действительности западные политики, в отличие от пропагандистов, вели более гибкую политику по отношению к России.

От Сталина до Ельцина не было советского руководителя, которого не боготворил бы Запад. Когда Рейган в рамках своей "неолиберальной революции" заклеймил СССР как "империю зла", дряхлеющий Брежнев уже символизировал такую историческую ситуацию, которая была чревата кризисом разложения. Горбачев и перестройка означали поворот в сторону мировой экономики, содержавший в себе возможности нового сотрудничества. Проблема "демократии" в России меньше всего волнует Запад, когда речь идет о его стратегических интересах.

 

Таким образом, тот, кто говорит, что осенью 1993 "Президент Ельцин подавил коммуно- фашистский мятеж", тот говорит откровенную неправду. Парламент, состоящий из народных депутатов, был "демократией", а Президент Ельцин, приказавший армии стереть с лица земли Парламент, стал "военным диктатором", но уже — нелигитимным президентом. В России, — в отличие от других стран, кризис наступил в структуре государства (а не в обществе), и кровавые события, разразившиеся в сентябре-октябре 1993 г., только задели общество.

На московских улицах "общество" появилось в виде некоего зеваки,  наблюдающего схватку богов на "государственном Олимпе". Онo глазеет в подзорную трубу словно в театре, и не может оторвать глаз от происходящего, как зевака, оказавшийся по дороге с работы или на работу свидетелем дорожного происшествия.

Большинство жертв кровопролития, кроме тех, кто оказался в "Белом доме" — это не активные участники боев, а снующие среди вооруженных людей любопытствующие.

Такую же картину реакции общества мы наблюдали в августе 1991 года, во время первой постсоветской смены государств. Иначе и быть не могло, ведь раскололось не общество, на две части распалось государство, не гражданин пошел на гражданина, а власть одного русского государства объявила войну власти другого.

B Москве имела место не миниатюрная гражданская война, а миниатюрная государственная война. Подавляющее большинство граждан заняло позицию сторонних наблюдателей и болельщиков. Для русского общества, политически нерасчлененного, и в августе 1991 года, и в сентябре-октябре 1993 года эта пассивность была нормальным историческим поведением. Русское общество всегда вело себя подобным образом в в смутные времена.

Инверсией этого поведения  является "русский бунт", который нашел свое выражение, например, в пугачевщине и еврейских погромах, тот самый, "бессмысленный и беспощадный". Общество до такой степени не оформлено,  что стремительного падения жизненного уровня, полного обнищания, обострения социальных противоречий между очень богатыми и очень бедными оказалось недостаточно, чтобы оно вышло наконец на улицу (исключение составляют случайные толпы, собирающиеся на ампиловских антиельцинских  демонстрациях и состоящие из несчастных обнищавших и стариков).

Даже профсоюзы скорее были частью государства, чем общества, не говоря уже о православной церкви.

B России начала 90-х фактически существовало два "политических режимa" в рамках одного государства. Томаш Краус пишет, что в сентябре-октябре 1993 года одно русское государство пришло в столкновение с другим. На одной стороне оказалcя государь Ельцин, на другой — опирающийся на закон и Конституцию Парламент Хасбулатова. Государство- президент было одновременно и новым государственным центром, оно же было и исполнительной властью. Государство-парламент в свою очередь стало "государством-регионов", "государством, представляющим местные интересы", "государством зарождающейся демократии.

Эволюция российской государственности после фактического устранения из структуры государства компартии в ходе I съезда народных депутатов, летом 1990 года, постепенно породила два политических режима. Введение президентства в СССР породило черты президентского политического режима, введение постоянно действующего парламента — черты парламентарного режима. Они оказались перенесенными на Российскую политическую арену и вмонтированы к лету 1991 года в систему государства, государственные институты, и конституционно закреплены.

Парламент-гоcударство было не реликтом советского прошлого, которое можно было упразднить одним росчерком пера.  Парламент обладал действительной, правовой легитимностью, полученной от избирателей, силовым центром, интегрировавшим существующие интересы (и прежде всего, региональные).

Интермедией октября  стала война против коррупции, начатая опальным, вытесненным из ельцинского государства, вице-президентом Руцким. В этой войне одно российское государство — подлинно демократический режим — пыталось положить конец автократии. Oнo питало пацифистские иллюзии, замешанные на вере во всесилие Конституционного права. Русское государство-парламент, вне сомнений, оказалось слабее государства- президента, несмотря на то, что оно обладало правовой легитимностью, т.к. Президент вышел за пределы конституции, Парламент себе этого не позволил.

Государство как реформатор

Выход на арену "твердой руки", вызвал вздох облегчения не потому, что общество "устало", но потому, что оно не хотело представить никакого другого порядка, кроме порядка, установленного государством.

Русская традиция государственности, олицетворяемая одним человеком, преемственна и в том смысле, что она на протяжении веков снова и снова сталкивается с одними и теми же  дилеммами и снова и снова предлагает тупиковые решения.

Помимо основной модели "полуазиатского" развития, когда попытки создать государственным путем независимое общество всегда кончаются тем, что на месте свободного общества возникает тотальное государство. Mы снова сталкиваемся со старыми проблемами. Например, с тем, что судьба реформ зависит от одного единственного человека, чье возможное исчезновение преподносится как катастрофа, способная привести к крушению всего государства. И чье присутствие также преподносится единственной гарантией того, что будет "демократия" и "рыночная экономика". И этот же человек опять-таки якобы выступает единственным фактором, препятствующим тому, чтобы государство распалось, или без него оно станет якобы развиваться в тоталитарном направлении, словно не он вогнал страну в тоталитаризм. После трехсот  лет  царского самодержавия и сталинского тоталитарного государства либеральные  интеллигенты  по-прежнему уповают на "сильное государство" и "сильного правителя".  По иx мнению, в России якобы это единственно возможный фундамент для законности и демократии. Bот известный демократ, В.Селюнин, на вопрос, где гарантия, что государство Ельцина пойдет в направлении именно "парламентской демократии", не моргнув глазом, отвечает: Гарантия — Ельцин.

 

Вот и весь интеллект этих "интеллектуалов": " стрелять", "Президент — не тот человек". Гора родила мышь! Выдохлись  "демократы". Нет идей, мыслей. Но зато Власти — ох как хочется — и вечной. Они — уже на позиции тех, кто веками подавлял демократическую мысль: "Вешать, стрелять, сажать, жечь. Все за "вождя народа". Tак быстро переродились эти интеллигенты-демократы в фашиствующих идеологов неототалитарного режима как только сами стали частью Системы, частью Власти — хотя и незаконной, украденной.



Перемена строя в союзно-российском варианте

В России и в других наследницах СССР идет процесс, не имеющий исторического прецедента. На шестой части Земли неделимую бюрократическую государственную собственность и связанную с ней структуру власти пытаются перевести на фундамент частной собственности. Разрушенная и развалившаяся система государственного социализма накопила за последние десятилетия огромные материальные и духовные ресурсы, которые ныне "перераспределяются"- присваиваются центральными и местными бюрократическими аппаратами, политическими, экономическими, военными и правоохранительно-административными элитами на республиканском, национально-этническом, региональном и других уровнях. Этот процесс называют "переменой строя" и вкладывают в рамки "неолиберальной" перестройки мировой экономики, развернувшейся в 70-е годы.

Перестройка  была продуктом  "внутреннего расстройства", и это понимали все руководящие деятелиэтого времени. Уже Андропов в начале 80-х гг. осознал, что в мире произошли столь значительные перемены в экономической, социальныой и культурной сферах, а также в психологии масс, что в СССР дела смогут идти по-старому лишь в том случае, если все изменится. Горбачев шагнул дальше: он уже знал, что если все изменится, то вести "дела" по-старому будет невозможно.

По своей первоначальной идеологии перестройка была такой "революцией", конечная цель которой определена, по Горбачеву, как превращение бюрократического и экономически неэффективного государственно-социалистического способа производства в "демократический и самоуправленческий социализм", путь к которому ведется через многосекторную "социалистическую рыночную смешанную экономику". Стало обычным полагать, что основное противоречие деятельности Горбачева состояло в том, что, с одной стороны  установилась невиданная прежде политическая свобода (гласность). Но с другой стороны, правящая элита не установила никакой аутентичной связи с обществом. В результате этого провозглашенные экономические проекты и планы социальных преобразований либо остались кабинетными "секретами" интеллигенции и мудростями, похороненными в журналах, либо превратились в идеологию самооправдания руководителей и разных групп правящей элиты.

Mетаморфозы Ельцина показывают как хамелеонскую природу элиты, так и различные этапы советской перемены строя.

В 1988 г. Ельцин, старорежимный провинциальный аппаратчик, выступает в качестве неолевого лениниста, неокоммуниста, критикующего перестройку "слева".  Весной 1989 г. в роли пропагандиста "ленинского социалистического самоуправления и борьбы с бюрократическими привилегиями" он агитирует за гуманный социализм, означающий ликвидацию всех видов социального неравенства.

В следующем, 1990 году Ельцин становится реформенным коммунистом в амплуа апостола демократии и сторонника рыночной экономики, чтобы позже предстать перед нами законченным буржуа, который отрекся после августовского путча 1991 г. от социализма вообще. Наконец, в 1993 г. он появляется в образе "диктатора" , действующего во имя "Порядка" и "Капитализма".

В 1989 г. на I Съезде народных депутатов СССР как Горбачев, так и Ельцин выступали за общественную собственность трудовых коллективов, политическая основа которой была выражена в лозунге "Вся власть Советам". Они отвергли все проявления социального неравенства.

На ХIХ Всесоюзной партийной конференции Ельцин, в ранге союзного министра, настойчиво добивался прощения и примирения с товарищами по коммунистическому движению, слезно просил "подлиной политической реабилитации". B основе последующей расправы Ельцина со своей партией находились не какие-то убеждения в том, что она "не нужна",  а более прозаические мотивы — мотивы личной мести. Eсли бы в тот период Ельцина избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС, то он и до сегодняшнего дня сдувал бы все пылинки с этой партии.

В дальнейшем преображение Ельцина и процесс перемены строя развиваются по накатанному сценарию —  реформенный коммунизм превращается сначала в реформенный социализм, потом в реформу, позже в "рыночную экономику", а после  августовского путча 1991 г. — в воинствующий антикоммунизм.
В центр антикоммунизма Ельцин теперь уже ставит капитализм, прежде всего бездумную денационализацию, хотя "обвальная приватизация" не создает конкурентную экономику; нужно  создание рыночной инфраструктуры. 

 

Р.И. Хасбулатов
ВЕЛИКАЯ РОССИЙСКАЯ ТРАГЕДИЯ . Читать книгу здесь

 

Феномен Eльцина