Лихолетие 90-х

 

 

 

По материалам публикаций попробуем собрать картину этой ночи и этого дня. После Останкино ночь была жуткой.  Это ощущали в городе все.  Город был  зaброшен милицией.  Речи  в парламенте о захвате правительственных учреждений не шло, но у здания ИТАР-ТАСС действовали какие-то непонятные формирования.  Из города исчез весь ОМОН.   

"От ИТАР-ТАСС в парламенте была Тамара Замятина. В 00.20 в зда­ние ворвались некие на 6-й этаж,  представились, что "макашевцы" от А.Руцко­го, обвинили ИТАР во лжи и потребовали передать информацию о Белом Доме. Спецназ и МВД деблокировали здание" (В.Куцылло и "Постфактум"). 

На Тверской Гайдар выстраивал баррикады. Как сообщают корреспон­денты "КиФ"а, аспирантка Светлана М.  услышала его призыв в институте по радио и отправилась в указанное место.  В начале десятого она уви­дела у Моссовета лишь сотню человек. "Может я ослышалась?". Постепенно стало больше народу,  среди них ходили люди с повязкой на руках и при­зывали "не поддаваться на провокации",  хотя никто никаких акций не принимал.  Появился журналист,  призывавший не стоять,  а перекрывать движение,  переворачивать машины и строить баррикады.  Светлана была на баррикадах в августе и сразу заметила изменение в поведении  - здесь все говорили приглушеннее и серьезнее.  После 23 часов здесь было нес­колько десятков тысяч людей.  Сообщалось, что сторонники Ельцина пошли к Кремлю и на Васильевский спуск. Мужчин разбивали на сотни.  Женщинам предлагали идти домой. Но Светлана записалась в санитарки.  Всего таких групп по десять человек было восемь.  Были "терапевтические" и "опера­ционные" группы,  хотя никто медицинского образования не имел. Светлана очень боялась вида трупов.  Боялась,  что от их вида потеряет сознание. У каждого отряда было по четыре бинта. Правда какой-то мужчина принес еще рюкзак медикаментов из дома. С балкона Моссовета постоянно слы­шалась информация, точнее слухи об обстановке. После двух часов ночи сообщили, что баркашовцы выводят депутатов из здания СЭВ и расстрели­вают в затылок. Никто в достоверности сведений не сомневался. Разда­лись требования выдать оружие. Началось бурное строительство сразу двух рядов баррикад. Считали, что строить надо с учетом на атаку воен­ной техникой,  капитально. Поступили сведения о подходе верных прези­денту войск. Сообщили, что пьяные баркашовцы на Краснопресненской отк­рыли беспорядочную стрельбу по окнам жилых домов. В самом слове "бар­кашовцы" для присутствующих было что-то темное и страшное. Светлана думала: "надо защищаться. Ведь Баркашов - ужас! Фашизм". По сотням были розданы колбаса, хлеб, фанта" (КиФ #1).

 По данным "Пост­фактум" у Моссовета сформировали отряды обороны в 700 человек. 

По сообщению " Левого информцентра" у Моссовета было до 3000 человек и еще 500 на Красной площади. Там же была организована запись в отряды  защиты Ельцина. Собравшиеся бурно призывали к расправе над защитника­ми Дома Советов. Но  никто из "белодомовцев" не пытался штурмовать ни Кремль, ни телеграф. В ночь Гайдар  и  Шумейко  обзванивали коммерческие структуры, просили помощи.  Боксерский "Отряд  Россия",  сформированный на базе "Национальной Гвардии Москвы",  двинулся опечатывать райсоветы. 

Есаул Князев: "Я попросил довезти меня из Останкино к Белому До­му в пять часов ночи. Ехали через Тверскую. На "демократических" бар­рикадах стоявшие рядом мордовороты предложили выпить водки и заку­сить "вновь прибывшему пополнению". Сказали, что оружия будет столь­ко, сколько захотим. 

Через некоторое время мы были на Калининском проспекте, который был уже перекрыт. Bидели,  как построился какой-то разношерстный отряд с "бройлерами" и "бекасами" на рукавах.  На регулярные армейские под­разделения эти люди никак не походили. Пробирались переулками. Видели много техники,  какие-то странные подразделения, где у ребят были длин­ные волосы, но хорошее вооружение. У Белого Дома уже началась стрельба  (значит - семь часов утра-М.Р.) ("Черная сотня",#2). 

"Ночью сторонники Ельцина сформировали отряд добровольцев для захвата Октябрьского райсовета. Двое из отряда получили автоматы и боеприпасы. При слове "штаб-квартира красно-коричневых" у них пробе­гали мурашки по коже. Молодой доброволец, осматривающий подъезд до чердака, держал палку наперевес. Увидев человека,  спросил: "Кто, выхо­ди". Валентине Сергеевне показалось, что голос его дрожит от стра­ха. Еще днем она была раздосадована поведением коллег, которые убежали "смотреть революцию" и бросили штаб на нее одну. Хотя вечером приеха­ли товарищи из других городов и ночевали здесь, чувствовалась трево­га. Она уснула и не слышала телефонного разговора, когда предупредили о возможном погроме. Она проснулась от шума на улице и схватив сумку с миллионом партийных взносов помчалась на чердак. У закрытого люка остановилась, где и была пленена юным волонтером с палкой наперевес. При выходе стояло несколько товарищей из РКРП, которым она быстро передала сумку с деньгами. Лица, занявшие штаб, тем временем занимались уничтожением обнаруженных там съестных  припасов. Она  затеяла  с ними дискуссию, т.е. назвала их иудами и дармоедами, болванами и свиньями. Другaя сторонa дискуссию  поддерживала  вяло  из-за  набитых  едой ртов. Валентинa Сергеевна беспрепятственно покинула здание, пройдя мимо автоматчи­ков. Она не применила отметить, что умственное развитие "демков" оставляло желать лучшего. Однако Владимира, пришедшего сюда из Останки­но, препроводили в милицию. Отношение к нему было далеко не любез­ным. Из отделения милиции его повезли куда-то "для освежения памя­ти". На его голову одели железную каску и с размаху лупили железным ломом. Только вечером его отпустили на месячное лечение. ("Контраргументы и факты",#1,1994). 

Депутат Октябрьского Совета Д.Крымов один из первых столкнулся с гайдаровскими "гусарами":  "После взятия мэрии я решил,  что продуктивнее быть на  рабочем месте и выяснить,  не с Шабаловки ли ведется телетрансляция.  Организовал наблюдение за  перемещением войск  на Ленинском и Вернадского.  В Совете был зампред Е.Чернов и человек 5 коммунистов. Между часом и двумя ночи нас предупредили, что боевиками Гайдарa уже захвачено два райсовета. Нас же вооруженные люди окружили уже в 11 ночи. Несколько грузовиков и рафиков привезли этот сброд. Между двумя и тремя часами они выломали двери. Многие были пьяны. Сразу оборвали телефонный провод. 

- "Что, разворотим этому рожу? Красная сволочь!". Кабинет перевернули  вверх   дном,   свиснули   казенные кассеты,  дискеты,  наушники.  Чернову  в  лицо пшикнули струей  газового  баллончика.  Один  открыл  пальбу  из пистолета.  Руководил этим Е.Чегодаев,  имевший ксиву от мэрии  о  назначении  его  комендантом  здания.  Он  был помощником   И.Заславского   и   активно   способствовал распродаже  собственности  в районе. Сейчас они с Заславским подвизались к мэрии. Он ткнул в меня: 

- "Этого взять. Боксер будет доволен". 

Меня повезли в Моссовет. Тот, что стрелял, нес про жидов, "которые устроили революцию 17 года". В Моссовете под дулами автоматов сидели председатель Киевского райсовета В.Полунин, Свердловского  райсовета  А.Семенов. Полунина  Боксер брал сам. Два года назад Полунин залепил Боксеру оплеуху, последний не мог простить этого. 

В 10 часов нас вывезли в 108 отделение милиции. Те не хотели брать - рапортов на депутатов не было. Приказали держать, пока не возьмут Белый Дом. По милицейской рации постоянно сообщали, что где-то видели вооруженных людей - туда посылали наряды. Слышали мы, что один из БТРов открыл огонь "по своим". Сотрудники милиции предсказывали "ночь длинных ножей." Вечером привезли человек 40 защитников Дома Советов"  ("Оппозиция" # 4).
В 10-e отделение милиции ночью доставлены Кагарлицкий,  Кондратьев и пресс-секретарь ФНПР Александр Сигал - все руководство Партии Труда. 

Депутат Моссовета Б.Кагарлицкий : 

"КГБшники брежневского времени были просто джентельмены в сравнении с этими. В  "Лефортово" обращались  с нами  на  "вы",  не  били,  кормили, и все же нынешние полтора дня стоят тех брежневскиx 13 месяцев, которые я провел в тюрьме"  ("Речь" #1).  

Многие депутаты районных советов сообщили и мне  о массовых насилиях над ними и  o травмах, полученных при избиении, o переломах. депутаты  сами собирают такой материал, и он рано или поздно войдет в оборот. 5 октября меня чуть было не арестовали, пропустив в двери общественного центра Моссовета. Опять повезло только потому, что я  - баба и никто не заглянул в дипломат, набитый материалами Белого Дома (M.P.). 

Между 9-ю и 10-ю часами 4 октября выставили депутатов Советского района,  в 11-12 часов  опечатали Краснопресненский район. 

Во главе добровольцев роты ночью с 3го на 4е из Ногинска отпра­вился 27-ми летний ст.лейтенант Игорь Остапенко на помощь Белому До­му. За ними пустились в погоню,  на пути оказалась двойная засада. ОМОHовцы без предупреждения открыли огонь, ранили трех матросов и офице­ра. Остапенко, стремясь сохранить жизнь товарищам, со словами: "Советс­кие офицеры не сдаются", застрелился. Офицер из преподавательской семьи г.Чимкента посмертно, на митинге в Лужниках 18 марта, удостоен звания героя за мужество при защите конституционного строя ("Гласность", #4, 1994). 

***

 

Владимир Крупин: "Баррикады строили у Моссовета кукольные. Стяги­вали елочки и липы, но в основном пили и ели. Утром пустая заграничная тара гремела под ногами. Кооператоры поили всех нестандартным пой­лом. Хохмач Хазанов выступал с балкона Моссовета как Ленин. По радио слышали, что в военно-полевой кухне привезли завтрак на Красную площадь. Но там не было ни кухонь, ни защитников. Баррикады  были  у исторического музея и Василия Блаженного" ("Русский рубеж",1/20).  

Иона Андронов:  "Ночь в Белом Доме. 3-го в 23 часа Николай Павлов сказал,  что на Киевском  находятся Tаманская и Кантемировская дивизии,  которые участвуют во всех заговорах,  начиная с 1956г. 17 сентября их посещал Ельцин и посулил благ.  По темным коридорам я добрался до кабинета Хасбулатова и узнал, что верные Ельцину бронетанковые войска вступили в город. Стало ясно, что мы обречены. Я отпустил домой своих сотрудни­ков. Остальные сбежали до этого. Белый Дом похож на муравейник. Мужчины с бесприкладным автоматом сооружают  доты  из сейфов. Меня направили в посольство США искать бескровный вариант: 

-Вам известно, что в город вошли  бронетанковые войска  и  готовятся ударить по Белому Дому,  неизбежно страшное кровопролитие. Мы вам чужие, но вам не могут быть чужими наши долгос­рочные интересы. Я уверен, что ваш кремлевский друг будет завтра победителем,  но вряд ли в США выгодно иметь царствующего друга, запачкан­ного кровью русских. Выгоднее выступить миротворцами, не лишая друга лавров.

-Кто снабдил вас полномочиями? 

-Хасбулатов 

-Что вы хотите? 

-Чтобы вы выступили посредниками между нами и Kремлем и обеспе­чили немедленную встречу их представителей с нашим руководством с целью избежать кровопролития.

- Наше дело - невмешательство, но информирую окружение Ельци­на. Возвращайтесь в 1.30 .
В 1.30 звонили из посольства Виталию Чуркину, зам. Козырева по правительст­венному телефону. Через 20 минут тот ответил, что предложение о встрече отвергнуто: "Больше обсуждать нечего!".  Его уполномочил в этом премьер -министр. 

Перед рассветом А.Руцкой огласил радиопризыв к гражданам поспе­шать на  спасение  Парламента. В 6.50 запеленгованная перекличка ОМО­На: никого живым не брать, Руцкого прикончить, чеченца  туда  же. Все  с матом. Началась стрельба" ("Русский рубеж",1/20). 

"Ночью к Руцкому подъехал какой-то военный. Сказал, что есть при­каз о ракетно-бомбовом ударе. Но нет ни одной части, которая согласи­лась бы его исполнять. 

Радиоперехват, сделанный офицером МВД, принесенный в "Комсомоль­скую Правду": 

-Запомните, никого живым не брать. 

-Хорош орать, спать пора 

-Спать будем после победы над Белым Домом. Банкет уже заказан. 

-Руцкой катафалк заказал себе? 

-А саван Хасбулатову заказали? 

-Само собой, все оплачено. 

-Хасбулатову не есть утреннего плова. 

-Руцкого вешать. 

-А Москва сегодня теплая. 

- Мы –тоже". 

(С.Говорухин, "Великая криминальная революция")  

Глеб Кузьмин: "Шесть утра. Рация на перехвате. "Сколько даешь за голову Руцкого? А Хасбулатова?" . Есть команда до десяти ничего не предпринимать. Переговоры" ("Русский рубеж",1/20). 

"Данила опять попался.  Доносил. Его департировали. 4 часа но­чи. Звоню Прямухину в Кремль. "Где войска?" - "Идут. Там сложности, Веро­ника. Колеблются. Но с ними работают. Придут. 

Там, видимо,  решают, что сдавать, что нет. Если завтра попрет на­род, сдавать придется Бэна (журналистский прибабах, переводится как -Ельцин - М.Р.). Субъекты еще те..” (В.Куцылло,  Записки из Белого Дома) 

Ю.Воронин: "Разрушив в 7.00 баррикады, на площадь Cвободной Рос­сии прорвались пять БМП. Первым выстрелом снесли палатку, три трупа остались лежать. В 8.30 бойцы перебежками побежали на штурм Дома Со­ветов, а БТРы открыли прицельный огонь по зданию парламента. По мили­цейской рации Хасбулатов, отец Никон и я призывали войска прекратить огонь и начать переговоры. В ответ-мат. Перемещение войск и техники нарастало с каждым часом. К ним постоянно подходило подкрепление. По всем движущимся в здании били снайперы. Я еще раз позвонил К.Кобецу. Трубку взял народный депутат РФ генерал-полковник Д.Волкого­нов: "Президент: как верховный главнокомандующий взял всю ответствен­ность на себя и подписал приказ министру обороны о штурме Белого До­ма. Мы подавим путч любой ценой.  Порядок в Москве будет наведен силами армии"  ("Правда",15 февраля 1994). 

Марина, жительница дома со сквозными подъездами на Николаева и Голубом, окна квартиры выходят на Белый Дом: "Натерпелись мы уже в оцеплении. А утром четвертого к нам стали ломиться в квартиры снайперы. Они ломились ко всем. Мы не открывали. Они стали вышибать двери и это удавалось. У меня ребенок так перепугался, что до сих пор отойти не может. Снайперы захватили весь дом и полезли на чердак и крышу. Утром над  Белым Домом кружили вертолеты. Мы лежали на полу в ванной, ведь стреляли. Боялись выйти до 5-го. Белый Дом хотели стереть с лица земли" ( показания сняты мной лично и Вениамином," Радио 7", - M.P.). 

Н.Глаголева: "С нами был парень из Ростова, кооператор. Приехал за свой счет, понял, что в Москве несправедливость творится. Без десяти семь раздавили наши символические баррикады. Бронетранспортеры двину­лись вдоль здания Верховного Совета, безжалостно уродуя первый его этаж. Люди укрылись в здании и только один костер горел. Около него сидели две женщины и три мужчины и ходил аккордионист, играя нераз­лучного "Варяга". Пушка на бронемашине развернулась в сторону кост­ра, пуля пронзила тела пятерых, аккордиониста силой затащили в здание и он оказался среди нас" ("Мысль"#19). 

Галина Н., приехала с добровольцами, инженерами, студентами, рабо­чими в Москву 23 октября после митинга в Архангельске: " В 6.45 нас подняли по тревоге. На улицу из подъезда мы вы­бежали сонные и сразу же попали под огонь. Нас расстреливали из БТРов в упор. Троих из моей пятерки сразу убило.  Одной женщине оторвало но­гу, мы погрузили ее в трофейный ОМОНовский КАМАЗ, но шофера убило, а ее добили уже в машине и мы слышали ее крики, потом она замолчала. Потом мы несколько часов лежали на земле, рядом находились БТРы. В Белый Дом отступить не успели. Нас было около 300 человек. Мало кто уцелел. За мной охотился пулеметчик, дал очередь, но мы перебежками попали в 4й подъезд, через пробоины, там было все разбито и  уже  пришли солдаты-десантники. Мы скрылись  в генераторной будке. Будь у  нас  оружие, не было бы столько крови. Потом мы шли по первому этажу в темноте,  боялись нарваться на солдат. Я видела тех, кто на ули­це. Если они  шевелились, их  расстреливали. Солдаты в Доме, я слышала, когда на них нарвалась, сказали: " Саша, не стреляй, здесь уже свои". 

Потом стрельба затихла и я вышла на улицу. Здесь было много уби­то из моих товарищей. На баррикадах уже никого в живых не было, а пу­лемет все строчил и строчил по ним. Там уже прогуливались люди в обычной одежде и нас,  видимо, за них приняли. Тех, кто сдавался, били ногами. Мы просто затерялись среди людей из спецслужб, которые увозили убитых. Я видела, как вели депутатов и били прикладами. Защитники отстреливались до конца, так как видели тех, кто сдавался - иx в упор убивали" ("Путь", #10).

 

Юрий Кузнецов:" С 3-го вернулся с Останкино страшно уставшим, ночевал в 20-м  подъезде. Для  чего в Останкино  людей гоняли - не понял. Проснулся, когда трещали очереди  и  разлетелись  стекла. Услышал  крик: "Все  в  укры­тие". Спустились в подвал. Oружия не было. В подвале были женщины,  пожи­лые люди. Мне стало не ловко,  решил  вернуться  наверх. Навстречу  идет женщина в  красивом  красном  пальто: "Там, перед подъездом двое ране­ныx, их надо втащить". Я пошел за ней. Она приоткрыла дверь и вдруг упа­ла, подкошенная. Я не  осознал, что  она убита. Я увидел, что параллельно стене летит рой пуль. Впервые на моих глазах убивали людей. В  средине газона лежало двое раненых мужчин. Один пожилой,  другой помоложе, в очках. Пожилому у меня на глазах в голову втемяшили пулю. Из черепа вылетела часть кости, образовался проем, при  этом  совершенно  не  было  кро­ви. Тот, что помоложе, видел эту жуткую картину убийства и  чтобы  уйти от прицела  пополз  к двери. Я страстно желал его спасти, но помочь не мог ни чем. Он уже поравнялся с убитой женщиной,  я  уже  протянул  ему руку помочь, но в этот момент он скрючился, схватился за живот и так и остался лежать, свернувшись клубком. Этот кошмар продолжался считанные минуты. На моих  глазах  убили  троих, вина  которых  только в том, что встали они на пути беззакония и вооруженных бандитов. Bсе остальное я помню плохо. Я уходил искать руководство. Прост­реливалось все, снайперы реагировали на каждое движение внутри До­ма. Особенно опасными были рикошеты. Я видел много убитых"  ("Черная сотня" #2, 1994). 

Игорь Жданов: "Ночь мы провели в бункере на Рочдельской 2. При­корнул, вдруг: "Подъем! Тревога!". Cпросонья мы не разодрались в ситуа­ции,  выскочили на улицу и сразу попали под пулеметный и автоматный огонь. Из крупнокалиберных пулеметов расстреливали тех, кто в палат­ках. Многие из выскочивших безоружных людей, были убиты и ранены. Я спрятался за грузовик со стороны двигателя. Огонь велся из мчавшегося в мою сторо­ну БТРа. Мы "нырнули" в бункер. Нас заметили и по нам ударил крупнока­либерный пулемет. Снаряд легко проник в дверь и как мне показалось, втемяшился мне в голову. Мелькнула мысль: "Все!  Отвоевался ". Hа мое счастье в меня не снаряд попал , а солидный кусок штукатурки. Ото­шел, пропустил несущих раненых и "завинтил" намертво винтом дверь в бункере. Эту дверь и взрывчаткой не возьмешь, не то что те, что ведут на улицу. Мы оказались в небольшом темном помещении. Знали, что есть ходы, но без света это сделать трудно. Из всех собравшихся,  только у меня был фанарик. Впереди пропустили носилки с ранеными, потом шел я, за мной все остальные. Это был страшный "исход". Особенно тяжело было, когда подошли к крутой лестнице, ведущей в сам Дом. Слишком узкими были проходы. Пришлось брать раненых на руки. Боже, как они кричали! Женщин, пожилых людей мы отправили в подвал, молодых-  наверх" ("Черная сотня" #2 1994). 

Сергей Андреевич, депутат: "В семь утра до плотного огня подъеха­ли БТРы. На них почему-то сидели не только военные, но и гражданские люди. Парнишка с баррикад с ними поговорил, они выстрелили ему в спи­ну. Потом расстреляли еще пятерых на баррикадах" (С.Говорухин, "Великая криминальная революция"). 

Пенсионер 65 лет, ранен в кисть руки и ногу:  "На баррикадах было не так много народа. Люди были безоруж­ны. Когда из БТРов стали стрелять на поражение, люди легли за бетон­ные плиты. Я остался стоять. Последний сбавил ход и дал по мне оче­редь. Я в 16 лет ушел на фронт, был на Kурской дуге. Я потрясен"  ("Лит.Россия",15 октября). 

Есаул Князев, возвращался из Останкино:" У Белого Дома уже началась стрельба. По нам ударили из крупнокалиберного пулемета. Мы броском  преодолели  открытое пространство и тут со мной, казаком, случился казус - первый раз в жизни я с  нескрываемой радостью увидел красный флаг!  Это был участок обороны "Трудовой России". 

Вскоре мы были в 24 (20-м?-М.Р.) подъезде, где я среди раненых увидел сотника Морозова, всего изрешеченного пулями. Он получил пять ран. Мы получили оружие и приказ встать на защиту 1-го подъезда. На пять реальных защитников приходился только один автомат. Огромное ко­личество оружия оставалось незадействованным. На складе было 40 одно­зарядных противотанковых установок в то время,  когда нас танки расс­треливали в упор. 

Мы услышали, как с цокольного этажа бегут люди. На всякий случай крикнули: "Пароль!". В ответ - автоматная очередь. Нападавших мы увалили без потерь, несмотря на то, что боекомплект у нас был весьма слаб. Мы приблизились к пятерым убитым. Они были в черных масках, хорошо экипированы.  Первая мысль была -"Альфа". Но потом поняли, что "Альфа"- суперсолдаты, с которыми мы не смогли бы справиться. А сейчас гово­рят, в Белом Доме не было Бейтара... Мы забрали у них автоматные рожки и по приказу поднялись наверх"  ("Черная сотня" #2). 

"Семь часов утра. Хочется спать. Подхожу к окну. На площади Свободной России пусто, только у палаток лежат люди. Со стороны буфета видно 4 БТРа. Один дергается, пулемет палит по окнам пер­вого этажа. БТР доходит до правой баррикады, разметывает ее и уходит. Один из лежачих за палатками вскочил, бежит к БТРу сза­ди, кидает что-то, БТР нереально вспыхивает и обиженно уходит вверх по улочке. Остальные три разворачиваются и бьют по площа­ди вдоль и по палаткам. Бьют долго, потом смолкают. Из 8-го подъ­езда выскакивают двое и волокут от палатки третьего. По асфаль­ту широкая красная полоса. У правой палатки лежат человек 6, один вверх лицом с раскинутыми руками, но шевелится только один. Он тщетно пытается приподняться на руках. Ноги, навер­ное, перебиты. 

Включаю внешнее радио: "Сохраняйте выдержку и спокойс­твие!  Защитники Дома Советов  - огонь без команды не откры­вать". Журналистов почти не осталось. РИА -"Новости" ушли в 5 но­чи,  СИ-ЭН-ЭН тоже. Слава  Терехов здесь. 

Бьют по нижним этажам. Ствол БТРа хищно шевелится. Со сто­роны набережной - 12 БТРов" (Вероника Куцылло, "Записки из Белого Дома"). 

Иона Андронов: "Стреляли. Я сполз на пол, заглянул в окно, на ми­тинговой площади три БТРа. Бухнула пушка БМП. С БТРов слетели мужчины в черных кожаных куртках и штатских брюках. На площади тела убитых и раненых баррикадников. Спустя неделю я узнал, что эти в черном - афганс­кие сподвижники Руцкого и героические персонажи моих репортажей - 100 добровольцев из "Союза ветеранов Афганистана", ринулись первыми ата­ковать баррикадников. Черная сотня еще на чужбине привыкла не щадить непокорное население. 

Я тогда не знал, что с наружи целится по нашему окну знакомый мне сотрудник "Известий" Николай Бурбыга. Он стал пулеметчиком БТРа #170 7-й мотострелковой роты. Из окна на четвертом повалил дым"  ("Русский рубеж",1/20). 

"Левый информцентр": "На  территории  до  6.40  было спокойно. В  6.50 подошли БТРы и стали стрелять из крупнокалиберных пулеметов и 24- мм орудий. Убито и ранено около 20 защитников баррикад. Не пустили санитаров. На баррикаде, перекрывавшей мост через Москву-реку позиций не покидали целый час. Примерно через полчаса весь огонь сосредоточи­ли на Доме Советов. В средине дня проельцинские формирования приняли атаку на входах в Белый Дом, но атака была встречена интенсивным ог­нем,  нападавшие с большими потерями отступили". 

Подъехали два бронетранспортера. В них сидели люди в гражданском и расстреляли палатки у Белого Дома. У костров сидели люди и пили чай. Их в упор,  из пулеметов. Одна из машин ударила пушкой по палат­ке. Куски мяса полетели в разные стороны. Можно считать доказанным, что действительно существовал приказ живыми не брать. По крайней мере ру­ководителей. Это подтверждают записи переговоров, которые вела между собой милиция. Это свидетельствуют высокие должностные лица, фамилии которых сейчас не могу назвать...Участие боевых отрядов криминальных структур в карательных акциях можно считать доказанным :люди в граж­данском на бронетранспортерах. (С.Говорухин,"Правда",#57,1994).

Григорий Калюжный: "В Белом Доме жили мать с десятью детьми из Молдовы накануне расстрела, военный летчик Женя из Оренбурга. Из 12 военных училищ в стране осталось только три. Из офицеров тех, кто не мол­чал -уволили. Он защищал интересы пятнадцатой армии" ("Русский рубеж",1/20). 

Евгений О.:  "Находился на баррикаде на Горбатом мосту. В 6.50 в просвет к мэрии выскочило три БТРа, с них соскочили в черных кожаных куртках и более светлых брюках с ружьями, а не автоматами. Они врассыпную побежали по району. Народ у костров думал, что наши пришли. В ответ -  удар по баррикаде на Рочдельской, в спины. Все упали на землю. Разобрали бутылки с зажигательной смесью. Командир приказал отходить к подъездам. БТР дал длинную очередъ по защитникам баррикад. Стреляли кругом: по зданию и из здания,  с верхних этажей по БТрам. Видел убитых. У одного была снесена часть черепа. В оставленный самосвал вскочил казачек и подал его: "Hеси раненых".  Но раненых поднимать было тяжело. Самосвал уехал, раненых потащили в восьмой подъезд. Туда же укрылось и большинство людей с баррикад. Я остался снаружи, так как считал, что это ловушка и не известно, что лучше. Сплошной грохот, огонь интенсивный,  продолжается до 10 часов утра. Затем подключились пулеметы и пушки. Одиночные выстрелы со стороны прилегающего сквера. К 12 часам защитникам Белого дома предложили выйти с поднятыми руками, в мегафон кричали, что с 12 до 12.30 огня не будет. Но его не слышали в этом грохоте и продолжали палить по Белому Дому. Я под стрельбу выносил раненых с площади у здания. В собранных раненых не стреляли ни защитники,  ни танкисты. На площади было много убитых из тех,  кто стоял здесь в пикетах.  Среди них были и девушки. У одной вместо лица сплошная кровавая рана" ("Комсомольская правда", 9 окт.).

 

Д.Хомяков: "Еще с вечера командир первого казачьего батальона у Горбатого моста выстроил своих 50 человек перед баррикадой и сделал перекличку, называя воинские звания. Конечно, больше всего было рядовых. Металлические изгороди вынесли вперед,  к гостинице "Мир". Ночью к постам подходили пятерки бейтаровцев. Их не пропускали. Утром как светопредставление, ворвались БТРы и стали таранить, давить и расстреливать сонных людей.  Не знаю,  как коммунистическая, но наша баррикада так и не смогла толком отбомбиться. Комбат был тяжело ранен в бедро. Успели вынести к сталинской высотке.  Из казачьего батальона человек 20 сразу были захоронены за бетонными трубами в железных завалах.  БТР от Рочдельской дал трассирующими в спину баррикад. Со стороны Девятинского стреляли в лоб.  БТРы устроили охоту на бегущих людей. Много убитых и раненых. Одна только мысль: "Почему в Доме Советов молчат гранатометы?".  Я добежал до посольства США, два проезжих БТРа дали по мне очередь. Недолет  - боялись испортить американскую стенку. У мэрии появился "Желтый  Геббельс". Он орал: "Рус! Сдавайс" ( "Завтра",#1, Оппозиция #5 ). 

Анна Никитична Таршкова: " Окна моего дома выходят аккурат на Белый Дом. Не было оттуда стрельбы. Стреляли сбоку. C крыш соседних до­мов". 

Зоя Ивановна Ермакова была свидетелем гибели своего  сына 43 лет. В дни прошлого путча Владимир Александрович стоял на одной из баррикад. Рано утром 4- го октября он погиб от выстрела в упор. Гене­рал-лейтенант Ю.Н.Калинин потом наградит его посмертно от имени со­вета ветеранов 5-й Краснознаменной армии орденом Красной Звезды, сняв орден с собственной груди. Получил он этот орден за освобождение Пруссии в 1945 году ("Правда", 24 февраля 1994 года).

Николай Горбачев, журналист: "Наш первый казачий батальон состоял из рабочих и безработных, был студент, физик, писатель, школьник, милициoнер, артист, музыкант, инженер, испытатель автомобилей, крановщик. Десять Сережек. Сан Саныч - комбат. Он распорядился,  что 15 человек дежу­рят, 15-спят. "Стоять будем до конца" .Один из наших побежал на набе­режную, там шли БМП с наемниками .Над площадью полетели трассеры. Я на­ходился у Американского посольства. Не думал, что стрельба будет, хотел домой сходить, успокоить своих и вернуться. Я видел оттуда, как уходили с детьми. БМП окружили Дом Советов. Наши на Горбатом бросили что-то по дико ревущим машинам -без толку. Сан Саныч идет на оцепление. Кричат : "Скорую". Все же он жив остался" ("Русский рубеж",1/20). 

В 7.50 у Дома Советов выстрелом в спину убит Александр Василь­евич Сидельников, русский кинорежиссер - документалист "Леннаучфиль­ма", лауреат международных премий. Его брат Юрий рассказывает: "Саша ехал в Москву за правдой, он хотел честно смотреть своим детям в гла­за, воспитать на честности будущих граждан России. Пуля снайпера вошла в шею, пробила аорту, легкие, позвоночник. Саша умер, не приходя в созна­ние в больнице им.Боткина около 11 часов утра. Это было преднамерен­ное убийство человека с камерой. Кто возьмет на себя смелость объяс­нить восьмилетней  Леночке и четырнадцатилетнему Ивану, что за попытку сказать правду в нашей стране убивают?" ("Аль Кодс", #3, 1994). 

Отец Никон (Белавенец): С 8-и утра с СЭВа и гостиницы "Мир" стреляли  правительственные снайперы. 

" В течение ночи представители Церкви пытались возобновить меж­ду сторонами переговоры на предмет предотвращения кровопролития. Сразу после начала обстрела Митрополит Кирилл от имени  Патриарха  и Священного синода  обратился  по телефону к  В.Черномырдину не допус­тить штурм, чтобы вывести всех заложников ситуации от гражданских лиц и изъявил  желание  сам  пойти на переговоры в Белый Дом.  Черномырдин вроде бы высказал понимание при условии, что противоположная  сторона прекратит сопротивление" ("Путь", #10). 

В.Аксючиц: " Из Белого Дома обращались к Патриарху дозвониться к Филатову и Лужкову с тем, чтобы сообщить, что стреляют и уже трех па­цанов уложили. Патриарх с сожалением констатировал: " Там не с кем разговаривать" ( 22.03.94 ). 

" В 11 часов Патриарх обратился с "Мольбой Патриарха", находясь на постельном режиме, святейший благославил Митрополита Кирилла по телефону с Ельциным о немедленном прекращении кровопролития. Эта по­пытка успехом не увенчалась" ("Путь",#10).
Снежинский Евгений,  казак из Краснодарского края, прибыл  на защиту в первые  дни  после  указа  1400,  станичники  даже  зарплату  за  ним оставили,  40 лет,  свидетельство снято мной  самолично (M.P.),  18.10.93 после его появления из больницы  #68,  куда    попал  поздно  вечером 4 октября в бессознательном состоянии с сильной потерей крови,  был ранен в  предплечье,  отпущен  без денег и одежды:  "Приехал на защиту за свой счет. Все время играл на баяне у костров.  Стрельбу начали без предупреждения.  Я был снаружи.  Их снайперы из дома на Глубоком стали бить   по окнам и со стороны домов.  В подъездах Белого Дома на газетах спали люди,  их могли  запросто  убить.  В  Доме  Советов были автоматы у мужчин из числа отслуживших армию и имеющих право на ношение оружия. Около 1000 единиц. Но нам их не раздавали. Мой отряд должен был прикрывать от огня женщин, подростков и гражданских, уходящих подземельем. Но палили так, что нас косило сразу по 5-6 человек. У меня от ужаса тряслись руки, в которых был автомат. Стекла на Рочдельской летели, кругом была кровь. Палили осколочными снарядами. За два часа в спортзале мы  сложили 54 трупа у стенки, в три яруса, там, где раздали автоматы. К 9 часам мы приняли решение о самовыводе. Обнаружили канализационный ход диаметром 5 метров, длина около 400 метров. Жутко воняло. Уже к 11 часам вышли в районе улицы 1905 года и попали прямо в зону ОМОНа. Их было человек 100, стреляли без предупреждения в упор. Нас человек 300. Расстреливают, наши падают. Ну и мы им ответили на это. И с их, и с нашей стороны были ранение и убитые, человек 50 только с нашей стороны, хотя бой длился 2-3 минуты. Нас всех развезли по разным больницам. Я видел, что БТРы обложили Белый дом со всех сторон" (Показания сняты лично, М.Р.) 

А.Подкопалов, журналист: "В 5.30 началось движение транспорта, уставшие ночью люди потянулись с баррикад в метро, из метро шло подкрепление.  Дошел до Дома  Kино:  бой  на  уничтожение,  канонада,  глухой  перестук пулеметов.  В Москву пришла война!  Прохожие  кричат  в  адрес  милиции:  "Фашисты! 

Позор!" Летят первые камни. Толпа напирает.  Следует взмах стволом. Со стороны высотки выкатывают 5 БМП. Толпа бросается наперерез, БМП разворачивается и уходит другим маршрутом. Выше по улице пулемет, выстрелы. Подлетают ОМОНовцы и рассеивают толпу. Кольцо блокады расширяется, внутри начинается охота"  ("Все о черном октябре", Комсомольская Правда) 

"Левый информцентр": "В районе Садово-Кудринской и метро "Бар­рикадная" толпы людей. С проезжающих БТРов кидают шашки со слезоточи­вым газом". 

В.Котельников, депутат: "Уже 3 октября были жертвы по вине Панкратова. БТРы, которые были переданы Боксеру, отличались особой жестокостью" ... 

"Руцкой поймал радиоперехват: 

- "Я - командир подразделения, сообщаю, что люди ложатся под танк". 

Голос: 

- "Дави их, мать твою". 

Следует угроза расправы. 

- "Не могу, гусеницы все уже в крови" 

- "Я тебя, падлу, расстреляю"...

...


 "Использовали 120-  мм  оружие,  дальнебойные пушки,  вакуумные снаряды. Одну женщину из зала Национальностей задели  в спину, спина вспучилась и выстрелила позвонками"  ("Омское время", октябрь 1993). 

Иона Андронов: "Загрохотали орудия танков и бронебойные кумуля­тивные снаряды. Парламент умирал в пламени и копоти пожара. В зале Со­вета Национальностей 100 депутатов, 300 человек обслуги и люди пике­тов. Поют старинные русские песни. Молились".

 

Аршан Тер-Маркарьян:" Утро. Пробраться к Дому Советов не возмож­но. На Калининском ОМОН в масках. Поварскую перегородили автобусы .Над крышей Дома- вертолеты. Надсадно и зло стреляет крупнокалиберный пуле­мет. Дом Советов расстреливают в упор"  ("Русский рубеж",1/20). 

Григорий Калюжный:" В 8 часов отошли от Моссовета к гостинице "Мир". Старик молит солдата: "Убей их всех". Пятеро молодых возмуще­ны, почему солдат медлит, просят автомат, чтобы сами расправились. Пата­логическая ненависть. Над парламентом кружат вертолеты"  ("Русский рубеж",1/20).

Алексей Соболев, школа юных журналистов при МГУ: "В 10.30 по Краснопресненской от Белого Дома бегут люди. По ним выстрелили. Два человека упали. Стреляют с гостиницы Украина и крыш заводов на Набе­режной солдаты внутренних войск. Они в опьянении. Три снаряда попали в здание. Огонь. В 11.15 в здание ударили ракеты. Огонь со стороны защит­ников слабый. У Горбатого моста - трупы. Меня ранило. Скорая, в которой меня повезли, обстреливалась снайперами" ("Русский рубеж",1/20). 

Есаул Князев: "К нам прибились какие-то два курсанта, стали требовать у Макашева оружие для защиты от ельцинских наемников в тот момент, когда стало ясно, что силы не равны. Как Макашев умудрился их отговорить и отправить в часть, рассказать, что здесь делается - не знаю"  ("Черная сотня",#2 1994). 

Окна первого этажа , где был Максим, подверглись интенсивному обс­трелу из БТР. Максим с отрядом поспешил отойти на второй этаж. В  этой группе оборонявшихся были казаки, члены Союза офицеров, военнослужащие из Подольска с оружием, прибывшие по своей инициативе ( вместе с Фокиным A.-М.Р.). Через портативные  малогабаритные  радиостанции  в "эфире" звучали обрывки фраз штурмовавших: "баркашевцев в плен  не  брать"  и матершина. Выбив оборонявшихся с первого этажа, подразделение десантников остановилось. Подниматься по лестнице под  огнем  автоматов  не улыбалось никому. Вместо  "огневого" взаимодействия с противником, на­чалось взаимодействие голосовое. Довольно быстро была достигнута  до­говоренность "русским в русских не стрелять", но десантники предупре­дили, что на смену придет другое  подразделение, с  которым  договари­ваться придется отдельно. 

Отряд Игоря тоже стал менять позицию после обстрела. Но если от­ряд Максима улучшал позицию в подъеме на этаж в лестничном проеме (20-го подъезда-М.Р.?), здесь отступали сверху вниз. Из-за плотности огня со стороны набережной ответная пальба была  невозможной. Кроме того, эта сторона обстреливалась из танковых пушек, но отдельных сна­рядов боялись меньше, чем пуль. Отходили в подвал, где были безоружные солдаты дивизии Дзержинского, сдавшиеся накануне, депутаты, гражданские лица. Плутая, группа вышла на первый этаж ,который оставался оплотом обороны. Люди из окон стреляли из автоматов и громко пели "Варяга". В углу находились женщины. Предложили занять позицию на третьем эта­же. Здесь ситуация повторилась - плотный огонь по окнам не давал воз­можность ответить огнем  ( "Контраргументы и факты" #1,1994).  

Юрий Кузнецов: "Здание буквально сотрясалось, когда стали бить танки. Встретились женщины, которые несли носилки с ранеными на ули­цу. Я  тоже взял носилки, хотя знал,  что выходить опасно. Мы изо всех сил размахивали белыми простынями. Bышли из центрального входа и пошли прямо на танки. Они нас пожалели. А с той стороны  Дома могли и расстре­лять. Вокруг было множество убитых. Мы видели, что они уже накрыты бе­лой материей. Подскочили ОМОНовцы, сказали, что я здесь деньги у мерт­вых ищу - я смотрел лица - ведь могли быть и знакомые. На два дня за это попал в тюрьму"  ("Черная сотня" #2 1994).

Игорь Жданов: "Услышал страшный грохот и понял - по нам бъют тан­ки. Выглянул в окно, увидел, что эти подонки расстреливают прямой на­водкой Белый Дом и тех, кто здесь находится. Один из выстрелов пришел­ся не в проем между окон, а прямо в стену. Вслух высказал мнение,  что они даже стрелять не умеют, но военные, стоящие рядом, заверили в об­ратном - это была попытка разбить перекрытие и всех, находящихся здесь, заживо похоронить" ("Черная сотня" #2 1994 ).  

"Левый информцентр": "В 8 утра по внутренней трансляционной сети объявили сбор в Совете Национальностей. Собрание вел М.Челноков. Пер­вые полтара часа депутаты обсуждали политическую ситуацию, О.Румянцев призывал найти компромисную фигуру премьер - министра, которая бы уст­роила и депутатов, и Ельцина и предложил Ю.В.Скокова, но это встретило протест Челнокова, заявившего, что с преступниками не может быть комп­ромисса. Другие предлагали найти такую фигуру, которая бы устроила Су­бьектов Федерации, но это даже не обсуждали, а устроили концерт худо­жественной самодеятельности. Заслушивали объявления, сводки с поля боя. В.В.Тарасов рассказал, что Дом обстреливают из крупнокалиберных пулеметов, 24- мм скорострельных пушек и 120- мм орудий стальными бол­ванками. По зданию ходил Р.Хасбулатов с 10 охранниками и пожимал всем руки". 

Лариса Ефимова: "Уснула на стульях в 5.30 в кабинете Соколова на 4-м, так как свет отключили в 23 и на 18-й во " Взглядовскую" комнату подниматься было бесполезно. Без предупреждения началась стрель­ба .Оказалось, что все сотрудники приемной еще ночью ушли домой, их предупредили. Меня остановил депутат Ворфоломеев. Решили подниматься в башню. Думали, будет спецназ. Они стреляют, а потом только осматривают. Из окна на набережной увидели 6 БТРов и горящий автобус.  

В 7.30 были в зале Совета Национальностей. Владимир Новиков, он поддерживал Eльцина и входил в свое время в "Днемроссию", пел песни про любовь. Устроили перекличку. Было 103 журналиста, гражданских лиц 2000, подростки 14-16 лет-10 человек, очень долго выясняли с депутатами - список в 1031 человек.  "Для истории пригодится". Потом сказали, что у  Белого Дома толпа, которая по науськиванию СМИ готова растерзать депутатов и всех ненавидит" ( "Патриот",2-3, 1994 ). 

"Зал Совета Национальностей. Полно народа. Горят свечки. За столом М.Б.Челноков: "Умереть за отчизну не так уж плохо". Воронин, Агафонов. Люди  сидят тихо.  Депутаты ведут себя достойно. Шуйков, член  комиссии  Верховного Совета только что вернулся из Абхазии. Это не первая его война, но он  в  шоке. Это  же центр Москвы и здесь столько женщин. Он спускался в подвал и говорит, что там 200 солдат. 

У окна дети,подростки лет 14-16. Человек 10, на груди комсомольские значки. Одеты во что-то мещковатое. С ними инструктор: " Вам сейчас надо донести правду в Харьков, Киев, Николаев о том, что здесь происходит". Кто-то из депутатов: " Их надо спря­тать куда-то в безопасное место" ( Вероника Куцылло, 3аписки из Белого  Дома).

Михаил Челноков: "Четвертого я вел Съезд, Хасбулатова не было видно уже несколько дней. Нужно было успокоить людей. Не очень приятно было знать, что по тебе стреляют -70 танковых выстрелов. Стреляли по окнам, здание берегли для себя. С очеред­ной идеей компромисса выступил О.Румянцев. Это самая отврати­тельная и бессмысленная идея. То же и Хасбулатов. Я ему даю са­мую отрицательную оценку, никакой организации. Ну приведи ты 10 танков, выстави  хотя бы просто для психологического фона. Никто из них этого не сделал. Все об законе. Очень резко вырисовыва­лась картина - текущее можно говорить, а стратегия отключается. 

Убеждали, что у Руцкого все нити в руках. А нитей-то этих не оказалось. Приходил генерал-лейтенант  в отставке, говорил, что поедет в части и приведет их, я его в свое время к Ачалову при­вел - ни какого  действия. То  же  с Руцким. Руцкой, он искренний и энергичный, но на государственный  уровень  не  тянет, не  видит проблемы по  серьезному  и  в  ночь со 2-го на 3-е был абсолютно растерянным человеком. И здесь организации никакой"  ( выступление , дв."Свободная Россия",13.03.94) . 

Юрий Лощиц, "Литературная Россия": "Утро. Ого! Это не то, что вчера в мэрии. Кажется, из гранатомета саданули. А может и танковая болван­ка. Мимо нас по коридорам пробегают вооруженные автоматами люди.-Чей приказ не открывать огонь? Руцкого? 

Но тут огонь по Дому возобновляется. Звенят выбитые стекла. Палят из мэрии. Начинают отвечать и отсюда. Собирают в зал Совета Националь­ностей. Не видел ни одной снайперской винтовки. У всех автоматы, иногда пистолеты. Поют романсы. Выхожу в коридор и натыкаюсь на раненого в руку мальчика из Волгограда. Отец Алексей: "Не хотите причаститься?". 

Около 11-и вошел Хасбулатов: 

-Ну что тут можно сказать...Несколько раз предпринимали попытку возобновить переговоры, но та сторона не идет на них .Убит журналист Терехов, он вышел было на переговоры с белым флагом, выстрелили в спи­ну, когда возвращался. 

Это уже не тот человек, что был месяц назад. Землистый цвет ли­ца, вымучанная улыбка. Неузнаваемый и никого не узнающий более. В зале заседаний 35 журналистов. Зачем мы здесь? Чтобы видеть угасание жизни на лицах тех, чьи речи, реплики и остроты держали в напряжении всю страну?" ("Русский рубеж",1/20) 

Ирина Викторовна, депутат: "Некоторые просили выдать им оружие. Но Хасбулатов сказал: "Наше оружие - Конституция. В здании находилось около 2000 человек (С.Говорухин,"Великая криминальная революция") . 

"Мы в районе 20-го подъезда на 6м этаже. Усиливается стрельба со стороны СЭВа-снайперы. Бьют и с гостиницы " Мир". Одна мысль: "Почему же они ( атакующие ) не предупредили в начале, почему сразу стреляли". Бьет пулемет. Ранена в ногу журналистка "Постфактум". А что собственно мы ждали? Ведь ясно же было, что войска придут. Но представлялось иначе - выруливает "Желтый  Геббельс", предлагает сдать оружие, дает время. Все равно не уйдут, но будет шанс, а здесь... Должны же были попытаться быть людьми. Через коридор проносят трупы. 

А Вячеслав Терехов остался жив. Попался на первом этаже десантникам. Его избили-домой он пришел с треснувшим реб­ром. Впрочем, на площади действительно был убит человек в корич­невой куртке, такой, как у Терехова. 

Прибежал морячек со стороны Баррикадной. Говорит, что идут две толпы нам на помощь. Хасбулатов говорит, что с нашим уничто­жением дело не закончится и это еще не означает поражения, ги­бели парламентаризма. Останутся депутаты, будут,конечно,  подни­мать борьбу в других местах. Диктатура может быть восторжеству­ет, но на очень короткое время и очень скоро будет сметена все­народным негодованием и что надо подождать несколько часов, по­ка не подойдет Илюмжинов с "субьектами"  (Вероника Куцылло, 3аписки из  Белого  Дома) 

"В зале заседаний был лазарет. Журналистов 103 человека. Депутат Новиков, бывший член Дем.России, поет. В Доме напротив сидит снайпер. Уничтожает любого, идущего по коридору  пулями со смещенным  центром. Нас  хотели вывести с белым флагом, но началась стрельба и никто не вышел" ( Лариса Ефимова) 

( Век ХХ и мир, спецвыпуск): "Пришел парламентер эвакуировать женщин, полковник десантного полка Андрей Емельянов: "Мы захватили первый этаж, там в 20-м подъезде пленные. Мы туда поместим женщин до конца боя. Но никто из женщин идти не захотел. 

К 12.30 адская пальба из танков. У входа в палату национальнос­тей лежит раненый подросток. Отец Алексей в черной рясе звонит по ра­диотелефону: "Нас тут всех убивают. Позовите митрополита Ювенария " (И.Андронов,"Русский рубеж",1/20). 

" Около 12-и пришел лейтенант эвакуировать женщин, де­тей, журналистов. На 6-м бой, "захватом берут, гады". Говорят ,что "бейтары" в здании. На третьем дошли до трупа с целиком промок­шими на животе бинтами. Женщины строятся в колонну на вывод. "Оля, Оленька! Вы мою Олечку не видели?". Группа человек 200, много детей. В зале Совета Национальностей Ю.Воронин гово­рит, что принято решение уходить всем вместе с гордо поднятой головой и флагом в руках. Журналистов 66 человек, половина из РТВ -"Парламент". В 14 часов буфетчицы принесли копченую курицу. Хас отказался." Третьего путча я не переживу, Руслан Имранович" 

" А ты уверена,что этот переживешь?" 

Шестой этаж. Все те же трупы. Который с утра шевелил­ся, больше не дергается" (В.Куцылло, 3аписки из Белого  Дома ) 

Н.Глаголева: "Примерно в 12-13 часов полыхает пятый этаж. Из дома напротив по окнам бьют снайперы, оттесняя "население" вглубь. От снай­перских пуль пробиты окна, есть раненые, убита девушка-журналистка. Го­ловы снайперов видны невооруженным взглядом, но у нас нет снайперской винтовки, чтобы их снять. На первом этаже военные действия. На третьем этаже один из медпунктов. Нет капельниц, нечем остановить кровь. Люди умирают от потери крови при незначительном ранении. Убили девушку, медсестру, которая пыталась подобрать раненого.

 

Шестой этаж. Все те же трупы. Который с утра шевелил­ся, больше не дергается" (В.Куцылло, 3аписки из Белого  Дома ) 

Н.Глаголева: "Примерно в 12-13 часов полыхает пятый этаж. Из дома напротив по окнам бьют снайперы, оттесняя "население" вглубь. От снай­перских пуль пробиты окна, есть раненые, убита девушка-журналистка. Го­ловы снайперов видны невооруженным взглядом, но у нас нет снайперской винтовки, чтобы их снять. На первом этаже военные действия. На третьем этаже один из медпунктов. Нет капельниц, нечем остановить кровь. Люди умирают от потери крови при незначительном ранении. Убили девушку, медсестру, которая пыталась подобрать раненого.

Большая часть людей в темном зале Национальностей. Но он озарен светом человеческих душ. Предложение о капитуляции отвергнуто с него­дованием. Общий настрой таков: "вероятно мы погибнем, кто-то будет арестован, но мы стояли за правое дело народ нас поймет и продолжит его. Заходил Хасбулатов ,просил прощения, говорил, что так случилось, но мы действовали в интересах народа, правда на нашей стороне и мы от нее не отречемся. Депутаты пели песни: "Березовые ситцы" ,"Любите Рос­сию", "Свобода-священное слово", "Золотая моя Москва", "Гори, гори,моя звезда". Была среди нас детская писательница, были молодые ребята из "Братства кандидатов в настоящие люди" от 17 до 25 лет. Девятнадцать человек, комсомольцы, у них съезд был. Все пишут стихи, ищут формулу счастья. Хорошо,что формулу счастья ищут на территории Дома Советов. Их прозвали "Дети Верховного Совета". Здесь же они приобрели еще одного кандидата в настоящие люди. Юноша пришел вместе с мамой" ("Мысль"#19).

"Белый Дом обстреливался методично этаж за этажом. Раненых переносили на верхние этажи. Руцкой ничего не ждал. Он уже не надеялся на армию. Какие-то вертолеты прилетели, "двадцать четверки", вроде бы в поддержку, покружили и ушли. С армией никто не работал. Все экономикой занимались, включая Руцкого. Я вышел из приемной третьего этажа и спустился в 8 подъезд. Жуткая картина. На полу сплошь убитые. С баррикад. По ним саданули БТРы. Кровь высотой в полстакана. Ей некуда стечь. Сквозь окно шарахнули из гранатомета. Граната разорвалась на трупах. Кишки, шмотья мяса на стенах, потолке"("Завтра",#1)

Военнослужащий:  "Я спал на потронном ящике, когда разбудили пулеметные очереди. КПВТ,  БТРы стреляли лениво.  Артобстрел начался всерьез, когда подтянули БМП и стали гвоздить из 30 мм пушек. Дом Советов ответил шквальным огнем,  были пулеметы РПК на крыше Дома, я координировал и ответный огонь. Это спасло баркашат в мэрии, отстреливающихся из пистолетов. Потом на штурм подогнали Дзержинцев. К 10 часам на четвертом и третьем этажах начинался пожар. Тлели дорожки. Лютому врагу не  пожелаешь участи раненых Дома Советов. Сотни их сгорели на верхних этажах. У врачей не было противошoковых средств. Потом, с половины четвертого,  били танки кумулятивными снарядами. Ударная волна вдавливает блоки окон, настигает опрокинутых людей, ломает руки, кости, сдирает мясо и хоронит всех под грудами цементной крошки. От тех, кто окажется близко, остаются бесформенные муаровые разводы, быстро испаряющиеся в дикой жаре" ("Завтра",#1). 

" Я не перестаю нормально оценивать действитель­ность. Там, на  набережной, толпа. "Мои", т.е. ельцинские. Эти, внут­ри, с автоматами - не наши. Но почему же те, на набережной, вызывают у меня ненависть и ужас? Их солдаты, их танки. И если бы я могла исчезнуть отсюда, и быть там, хотела бы я этого? Нет. Так я то кто? Ранен журналист Макс Хрусталев. 

Игорь Малов был у Руцкого и записал разговор с Зорькиным: 

- Валера! Уже 500 человек убито. Бери судей, веди сюда пос­лов, пусть посмотрят, что происходит. Я послал людей с белым фла­гом, они их расстреляли" (В.Куцылло, 3аписки из  Белого  Дома). 

С.Говорухин: "Вышел на Кутузовский. Зевак-тьма. Ударила 125- мм пушка. Снаряд разорвался внутри здания. Толпа на мосту: "Так их! Чтоб они все там сгорели, сволочи! "Мелькнула мысль - почему не разгоняют на­род? А чтобы защитники не стреляли в нападающих. Да они и не могли от­вечать на огонь. Огонь был настолько плотный, что никто не смог высу­нуться из окна .В 1.30 была команда Руцкого на огонь не отвечать. На мосту два старика - ветерана: "Расстреляли Россию.Можно идти домой." (С.Говорухин "Великая криминальная  революция")

А.Баркашев:  "Части Таманской дивизии открывали шквальный огонь из  крупнокалиберных пулеметов, гранатометов, реактивных снарядов и танковых пушек. Во время затишья принимались попытки штурма силами спецназа, которые были отражены". 

При появлении БТРов о.Виктор вытянул руки с крестом и спустился по ступеням на Краснопресненскую набережную им на встречу. На втором пролете его скосило  ("Завтра") 

О.Никон: " Около девяти утра я пытался обратиться по рации к штурмующим прекратить огонь и дать возможность выйти из зданиям жен­щинам и детям. В ответ я услышал оскорбительные слова"  ("Православная Москва",#5) 

О.Леонид:  "Когда разгорелась утренняя брань, мы на пятом этаже служили службу в оборудованной здесь церкви. О.Алексей Злобин сам народный депутат, иеромонах Свято-Данилова монастыря о.Никон исповедовали, причащали. В моменты передышки от стрельбы я выходил из здания и обходил эти машины железные, чтобы не оскверняли. Исповедал смертельно раненого в бывшей приемной или избирательной комиссии. Он мне говорит: "Этот Дом - моя белая аллея.  Белая белая, потом стала черная. И это моя  Россия, пойми" - и умер на глазах"  ("Завтра",#1) 

Андрей Павлов, журналист:  "Дружинниковская 11/2. Сюда в 10 часов вломилось пятеро пьяных в гражданской одежде, представившись как "защитники Белого Дома". Они ворвались в квартиру, швырнули в БТР бутылки с зажигательной смесью. После этого по окнам пристреливался снайпер с крыши мэрии"  ("Все о черном октябре", Комсомольская правда) 

"Стрельба по безоружным. Ранили девушу, привезшую еду своему пар­ню. Двое молодых парней положили ее на носилки. Пытались вынести из зоны огня. Их убили, она ползком, истекая кровью, добралась до медицинс­кого учреждения.  Грозит ампутация" (ж."Славия" #2,1994) 

Александр Гамов:  "Добираюсь до церкви  Иоана  Предтечи.  Колокольня простреливается  снайперами.  Убита девушка лет 16,  перед ней  сидит парень и  плачет.  Убитых  не  трогают.  У  милиционеров  приказ,  кто оказывает сопротивление,  уничтожать на месте.  Один из уличных партизан пытается обороняться,  но совсем не  умеет  обращаться с оружием.  К нему снисходительны,  упрекают за то,  что  ему  своей  жизни  не  жалко.  Вся   Красная   Пресня  простреливается  насквозь.  Милицейские  рации говорят голосом  А.Руцкого: "Товарищи офицеры! Белый  Дом держится и будет держаться. У кого есть совесть, защищайте Конституцию". Милиция кроет матом руцковское обращение". 

В 20-м  подъезде находился лазарет. Иван, симпатичный человек с красным флагом, спрятанным на груди после событий, с третьего числа взял миссию по обслуживанию раненых. Ему приходилось подниматься по винтовой лестнице за водой на шестой этаж к столовой. Он предельно негодовал на безалаберность депутатов - неужели нельзя было приготовиться к экстремальной ситуации,  время ведь было. Хоть бы дорожки убрали, чтобы не загорались. Или медикаменты привезли. Утром 4-го он поднялся наверх, а спуститься из за обстрела уже не смог  (Показания сняты лично в октябре -М.Р.)

 

Моя будущая собеседница, депутат райсовета Москвы, баллотировавшаяся с экологической программой от "Яблока", перевязывала в 20 подьезде в то утро казачка из Останкино. Тот: "Поправлюсь, всех коммунистов перестреляю" - "Милый, тебе ведь тогда с меня начить придется! Я ведь партбилет до сих пор с собой ношу". (Показания сняты лично в октябре - М.Р.)
 
Людмила, врач: "Я успела проскочить цоколь до начала расстрела с третьего этажа. Сообщили о раненых. Тут полетели пули как дождь. Затем в 20-й подъезд ворвались десантники, вели себя грубо, били прикладом, мат стоял. Глаза у них поначалу были безумные, палили во все стороны. Я говорю: "Парни, здесь же русские люди, в кого стреляете?". С одним потом истерика была, когда увидел, что натвовили. Оказывается, что им сказали, что здесь 20 фашистов (баркашат - М.Р.). Раненых те десантники не трогали и я не видела, чтобы их добивали. Находились раненые в отдельной комнате, десантники туда даже не заходили. Когда подошли БТРы, те, кто лежал на полу, закричали: "Наши, наши". Но они учинили пальбу" ("Правда",27178,94г.).

Свидетельства Н.Мисина, опубликованные в газете "Мы и время" это опровергают, в его рассказе много деталей, которые я сама видела, как-то просьба о крови врачей, молитва священника и туалет. Он видел в туалете трупы тех, кого выносили на одеялах из спортивного зала Рочдельской. Лежали они штабелями. Крови по щиколотку. Он утверждает, что в 20-м были каратели, которые пленных не брали. За то, что он много увидел, его пытались пристрелить. Существовал же приказ "На поражение". Но в здание проникла "Альфа", они не только отказались приказ этот выполнять, но и запретили трогать пленных.

 

Cводку и текст  подготовила Pостовская M.H.