Лихолетие 90-х

Пятница, 19.04.2024

 

Еще в ночь с 21-го на 22 сентября у Белого дома началась формирование ополчения, готового в случае необходимости встать на защиту Верховного Совета. Днем 22-го запись добровольцев продолжалось. По воспоминаниям Эдуарда Анатольевича Коренева, в этот день шла запись в батальон под командованием члена Союза офицеров подполковника Елисеева. Записавшиеся разбивались на десятки, после чего им предлагалось явиться на общий сбор к 20.00. Когда вечером ополченцы собрались, их разместили в бункере под небольшим двухэтажным зданием на Рочдельской улице (между Домом Советов и парком Павлика Морозова). Одни называют его Приемной Верховного Совета, другие - спортзалом.

          Прибывший на следующий день из С.-Петербурга капитан 3 ранга в отставке Владимир Иванович Хоухлянцев принял участие в дальнейшем формировании ополчения, которое было решено довести до размеров полка.

          Ополченцы надеялись получить оружие. Однако им его не дали. Поэтому после того, как "в ночь с 23 на 24 сентября" В. А. Ачалов открестился от инцидента на Ленинградском проспекте, подполковник Елисеев заявил что "нас "сдали"", "построил свой батальон и предложил ему разойтись", а также призвал членов Союза офицеров покинуть Дома Советов. 

          Между тем в ночь с 23-го на 24-е X съезд принял решение о создании для охраны парламента 1-го Отдельного мотострелкового добровольческого полка особого назначения.  На его формирование А. В. Руцкой дал сутки.

          "Полк, писал А. А. Марков, был сформирован в основном из кадровых военнослужащих и военнослужащих запаса, призванных на военную службу. Это были офицеры, которые добровольно прибыли к нам сразу после объявления указа No 1400. Они руководствовались принятой ими Советской Военной Присягой на верность советской Родине, ее Конституции и законным органам власти. Это были люди, прошедшие большой и трудный путь военной службы". 

          Командиром полка был назначен подполковник А. А. Марков. По этому случаю его произвели в полковники. Заместителем командира полка стал полковник П. А. Бушма, начальником штаба полковник Л. А. Ключников, заместителями командира по воспитательной работе - полковник Матюшко, по вооружению - Л. Т. Смогленко, по тылу - подполковник Р. А. Ботретдинов, по связи полковник Ю. А. Орлов, начальником химслужбы полковник Г. К. Собянин, заместителем начальника штаба - подполковник Г. В. Куксов, заместителем начальника штаба построевой службе и кадрам - майор А. И. Дармин, начальником разведки - майор Степанов, начальником оперативного отдела подполковника. М.Ладыгин, начальником медслужбы - А. В. Баклаев, командиром взвода спецназначения (спелеологи) - А. П. Федоров, командиром комендантского взвода майор Ю. И. Сазонов, командиром инженерно-саперного взвода - старший лейтенант И. Брумель, комендантом объекта No 100 - полковник А. В. Лексиков, командиром разведки батальонов - майор А. Ц. Жамбалов, командиром спецгруппы "Москва" - подполковник В. В. Самброс, командиром спецгруппы "Гром" - лейтенант Сергей Кузнецов, командиром группы "Север" ("Норд") - С. Н. Гаврюшин.

          

 

 

 

Как вспоминает Н. В.Андрианов. В. П. Баранников встретил сообщение о создании Добровольческого полка иронично и бросил фразу: "У них теперь есть даже своя военная контрразведка". 

          

 

 

 

 

 

Полк состоял из четырех батальонов. Первый батальон возглавил полковник милиции Н. Л. Куликов, второй В. И. Хоухлянцев, третий М. И. Чучалин, четвертый В. И. Литвинчук. Кроме того, был сформирован казачий батальон под командованием рядового А. А. Проказова и казачья сотня под командованием сотника В. И. Морозова.
 

Первый батальон получил задание охранять Белый дом со стороны набережной, второй со стороны Глубокого переулка, третий - со стороны Рочдельской улицы, четвертый - со стороны Конюшковской улицы. Казачьему батальону поручили перекрыть подход к Белому дому по Дружинниковской улице. 

 

 

          "...Когда полк был уже сформирован, - вспоминает А. А. Марков, - и мы готовились к построению на набережной, встал вопрос о знамени... До того момента о символике подумать не успели. Ко мне подошли ребята, которые успели повоевать в Югославии и Приднестровье, предложили настоящий боевой стяг, побывавший в боях".

          История этого стяга такова. "В 1991 году русские добровольцы участвовали на стороне сербов в боях под Вуковаром и Загребом. Тогда сербы принесли им красный советский флаг, видимо в советские времена подаренный местным рабочим от СССР. Русские водрузили этот флаг на позициях, воевали и ходили в атаки с этим знаменем. Потом они забрали его с собой сражаться в Приднестровье. Затем этот флаг воевал в Абхазии. Прямо из боя в Сухуми абхазское спецподразделение убыло в Москву на защиту Дома Советов. Оно встало в строй и передало нам это знамя как эстафету. Когда его передо мной развернули, я увидел на нем пятнадцать гербов советских республик и надпись "Пролетарии всех стран, соединяйтесь". "Мы, - пишет А. А. Марков, - с благодарностью и гордостью приняли этот флаг как знамя 1-го ОМДПОН". 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

По утверждению А. А. Маркова, полк насчитывал до полутора тысяч человек. "Общая газета" утверждает, что сохранился рапорт В. А. Ачалова, в котором называется цифра около тысячи человек. В книге А. Н. Грешневикова фигурирует еще один рапорт В. А. Ачалова с упоминанием 600 бойцов полка. ГУВД Москвы определял численность полка в пределах 400 человек. В. Куцылло пишет, что 25-го в смотре на набережной принимало участие около "200 человек". Комиссия Т. А. Астраханкиной утверждала, что постоянное "ядро" полка "не превышало 100-150 человек" - численность полка не была стабильной. По свидетельству В. А. Ачалова, сначала записалось около 300 добровольцев, затем численность бойцов дошла до 1500 человек, после чего снова стала сокращаться. А. А. Марков отмечает ту же тенденцию. Pапорт В. А. Ачалова был составлен 25 сентября. Поэтому к вечеру этого дня численность полка составляла примерно 600 человек. 

          По свидетельству одного из очевидцев, когда в ночь с 26 на 27 сентября Добровольческий полк построили по тревоге "перед балконом" "Белого дома" "численность построившихся тянула максимум на полтора батальона (примерно 550-600 человек)". Если учесть, что треть состава полка была занята на дежурстве, можно утверждать, что к вечеру 26 сентября его ряды увеличились примерно до 800-900 человек.

          28 сентября на страницах "Правды" появилось интервью А. А. Маркова. Получив этот номер газеты, Александр Алексеевич сделал на ее полях подсчеты талонов на питание, выданных в тот день для бойцов полка. Эта запись сохранилась. В ней фигурируют 3810 талонов. А поскольку тогда питание было трехразовым, это означает, что к утру 28 сентября в полку насчитывалось около 1300 человек.

          Кроме Добровольческого полка, существовали еще два подразделения, охранявшие Белый дом. Департамент охраны парламента во главе с полковником А. Бовтом и подразделение Союза офицеров, который после ареста С. Н. Терехова возглавил Юрий Николаевич Нехорошее.

          К 21 сентября в департаменте охраны насчитывалось около 500 работников милиции. После того, как Ельцин издал указ о переподчинении департамента охраны, началось сокращение численности его сотрудников. Поэтому 24 сентября А. В. Руцкой подписал указ No 4 "О создании внештатных временных подразделений по охране Верховного Совета Российской Федерации", "численностью 100 человек". Эти подразделения состояли из членов Союза офицеров и несли внутреннюю охрану трех подъездов Белого дома, выходивших на Рочдельскую улицу: No 8, 14 и 20.

          По свидетельству полковника Юрия Федоровича Еремина, возглавившего охрану 20-го подъезда, когда началась блокада, 14-й подъезд закрыли. Поэтому вход с Рочдельской улицы в Белый дом был возможен только через два подъезда: 8-й и 20-й. Oсновной поток людей шел через последний подъезд. Здесь несли службу  36 человек (по 6 человек на этаж при трехсменном дежурстве). В 8-м подъезде первоначально было 48 человек. После инцидента на Ленинградском проспекте осталось 15. Командиром этого подразделения стал капитан юстиции Николай Севастьянович Афанасьев. Кроме того, существовала охрана В. А. Ачалова, В. П. Баранникова, А. Ф. Дунаева, А. М. Макашова, А. В. Руцкого и Р. И. Хасбулатова "общей численностью не менее 40 человек".

          27-го к Белому дому пришли казаки из батальона "Днестр": по одним данным, 12 -17 человек. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        "Защитники парламента cперва отнеслись ко мне враждебно, но после попросили снять на память. Говорили о том, что в стране все стало еще хуже, чем при советской власти, и надо продолжать бороться за народное”. Фотo Дмитрия Борко  

 

          Не существовало монолитного единства и среди рядовых сторонников Белого дома.

          "Сейчас, - пишет один из участников тех событий А. Залесский, - официальная пресса много шумит о красно-коричневых, объединившихся вокруг Дома Советов для свержения власти президента. Не было красно-коричневых как единой организованной группы. Под красно-коричневыми я понимаю приверженцев коммунистических идеалов и национальной исключительности. Были красные и коричневые... Красных было гораздо больше. Но разных оттенков: от коммунистов зюгановского толка, доброжелательно относящихся к Православию, до непримиримых твердокаменных марксистов, ворчавших при упоминании о религии и церкви". (978)

          "Были и сталинисты, - пишет А. Залесский далее, - в основном люди пожилого возраста, для которых Сталин означает счастливое детство, победу над фашизмом и ежегодные снижения цен. Были, наконец, просто недовольные высокими ценами, ростом преступности, порнографией, обилием спекулянтов и грязью на улицах. Этих с некоторой натяжкой тоже можно причислить к красным, ведь, по их мнению, раньше (при коммунистах) жилось лучше. Но никак не назовешь красными монархистов разных толков, христианских демократов и казаков. Это белые. И были просто граждане России, возмущенные попранием конституции и разгоном плохих или хороших, но избранных народом депутатов. Таких людей, пришедших сюда не по вызову политической партии, а по велению гражданского долга, тоже было немало". (979)

          "Чуть ли не каждый подчеркивал, читаем мы в воспоминаниях Э. Махайского, - что пришел сюда не ради защиты Руцкого, Хасбулатова и депутатов, на которых лежит немалый грех за происходящее в стране, а для того, чтобы показать, что мы не быдло, что мы против внедрения в наше общество чуждых нам нравов и ценностей и не хотим быть чьей-то колонией. Практически каждый третий признавался в том, что в августе 91-го года тоже приходил защищать " Белый дом", а сейчас вот раскаивается за свое тогдашнее поведение. Не смогли разобраться, обвели вокруг пальца... Такого рода настроения и мысли преобладали  у всех костров, возле которых приходилось греться все эти дни". 

          "Мраморная стена у четырнадцатого подъезда, отмечает А. Залесский, - сплошь заклеена листовками, ксерокопиями документов съезда, вырезками из оппозиционных газет, а также произведениями народного творчества карикатурами и сатирическими стихотворениями, главный герой которых Ельцин. Его изображают увенчанным шестиконечной звездой, с бутылкой водки и стаканом в руках. Постоянные спутники президента сионисты, американские дядюшки и т. п. Крупными буквами - проклятия президенту, правительству, демократам. Тут же наклеены старые плакаты или газетные листы с изображениями Ленина и Сталина. Российские трехцветные флаги у подъезда заменены красными советскими". 

          "Читая эти настенные надписи, пишет А. Залесский - представляешь себе мутные волны с желтоватой пеной, плещущиеся где-то внизу о борт огромного корабля. Корабль российских законов, олицетворяемый Домом Советов! Как хотелось бы, чтобы волны классовой и национальной розни, волны мелкой обывательской злобы и мести (неизбежные в любом государстве) не поднялись слишком высоко и не захлестнули тебя и тех, кто управляет тобой". 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

         

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

"Между группами, придерживавшимися столь различных взглядов, не могло быть единства. И в кулуарах Верховного Совета, и на площади перед зданием не раз разгорались жаркие споры, доходившие порой до ругани. И всегда находился кто-нибудь, кто пытался успокоить и помирить ссорящихся: "Не надо, сейчас не до этого! Вот когда победим, тогда будем разбираться между собой''.

 

А. В. Руцкой выступил с обращением к москвичам. Он призвал их принять 26 и 27 сентября участие "в акциях протеста, гражданского неповиновения". "Организуйте пикеты, марши и демонстрации, - говорилось в обращении, - проводите предупредительные забастовки". "Добивайтесь прекращения информационной блокады! Верните радио и телевидение в руки российского народа!". "Кремль должен принадлежать России, а не Ельцину". А. В. Руцкой призвал москвичей явиться 26 сентября к 12.00 на митинг у Дома Советов, 27-го принять участие во всеобщей политической стачке. 

          Tогда же появилось подобное обращение к работникам силовых ведомств. А. В. Руцкой призвал их тоже принять 26 сентября участие в общемосковском митинге протеста, а 27-го во "всероссийской политической стачке". "26 сентября 1993 г., говорилось в обращении, начнется активное пикетирование учреждений средств массовой информации, прежде всего радио и телевидения, с требованием добиться правды о событиях в стране". 

          Таким образом, только на четвертый день переворота, когда момент был упущен, Белый дом решил перейти к активным наступательным действиям. Успех этих действий во многом зависел от Штаба сопротивления под руководством Ю. М. Воронина, созданного вечером 21 сентября, и трех общественных организаций: КПРФ, ФНС и ФНПР.

          Ю, М. Воронин издал две книги воспоминаний. Однако самого главного, чего ожидали от него читатели, освещения деятельности возглавляемого им Штаба, мы в них не найдем. Штаб существовал только на бумаге и  в воображении спикера.

          Позиция и деятельность КПРФ в эти дни не известны. Знакомство с "Правдой" и "Советской Россией" показывает, что оба издания занимали последовательную антикремлевскую позицию, но никаких конкретных предложений на их страницах нет, нeт даже обращений А. В. Руцкого. Это дает основание думать, что никаких конкретных решений, связанных с организацией общемосковского митинга и всеобщей стачки ЦИК КПРФ не принимал.

          Очень странно повел себя и Фронт национального спасения, на который еще год назад возлагалось столько надежд. На протяжении всего переворота Политсовет ФНС не собирался ни разу. Ни разу не собрались и его сопредседатели.

По свидетельству И. В. Константинова, после 21 сентября регулярно заседал лишь Исполком Политсовета ФНС. Однако и его заместитель Валерий Марксович Смирнов, и член Исполкома Николай Олегович Сорокин утверждают, что официальных заседаний Исполкома (с необходимым кворумом, повесткой дня, ведением протокола, записью принимаемых решений) не было.

          Исполком собирался в следующем составе: И. В. Константинов, В. М. Смирнов, Н. В. Андрианов, В. Скурлатов и Н. О. Сорокин. Бывали на этих заседаниях: помощник И. В. Константинова - Артем Юрьевич Артемов, его секретарь Татьяна Артюхова. Иногда заходили М. Г. Астафьев, А. М. Макашов, Н. А. Павлов. К осени 1993 г. руководство ФНС оказалось парализовано существовавшими в нем разногласиями между а) национал-патриотами, б) комунистами и в) демократами-государственниками. Эти разногласия дали о себе знать уже на Втором конгрессе ФНС 24- 25 июля.

          Другой причиной раскола, кроме идейных разногласий, И. В. Константинов назвал особую позицию КПРФ, которая, являясь наиболее массовой организацией, входившей в ФНС, после своего второго восстановительного съезда стала претендовать на руководящую роль в ФНС. Поэтому почти на каждом заседании Политсовета поднимался вопрос о переизбрании его руководства.

          Были и другие причины. Деятельность любой политической организации зависит от ее кредиторов. "Кто финансировал ФНС?". Илья Владиславович не стал выкручиваться и откровенно заявил: "Не скажу". Kредиторов ФНС следует искать среди рождавшейся национальной буржуазии и не только.

          Тогда Oстровский задал вопрос: "А кто такой Виталий Наседкин?",  получил ответ: "Мой друг". Имя Виталия Николаевича Наседкина связано с Фондом поддержки демократических реформ, и Демократической партией России. Между тем в журналистских кругах говорили, что именно Виталий Николаевич был кредитором ФНС. 

          В организации ФНС принимал участие бывший офицер ПГУ КГБ СССР, "ветеран разведки" Николай Владимирович Андрианов. Тот самый, который 22 сентября стал помощником В. П. Баранникова.

          По свидетельству И. В. Константинова, в 1992 г. Николай Владимирович сам явился к нему и предложил услуги. И хотя на первых порах не играл особой роли, со временем занял в окружении И. В. Константинова такое положение, что некоторые стали считать его одним из друзей лидера Фронта национального спасения. После Первого же конгресса ФНС Н. В. Андрианов вошел в состав Исполкома ФНС и стал заместителем председателя. Именно Исполком рекомендовал Н. В. Андрианова В. П. Баранникову в качестве помощника.

          Не позднее 23 сентября в Белом доме возник "Комитет из представителей партий и организаций, поддерживающих Верховный Совет". Кто именно в него входил, кто его возглавлял, где он располагался и чем занимался, мы до сих пор не знаем. По свидетельству А. И. Колганова, вся деятельность этого комитета свелась "к обсуждению политической ситуации". Дискуссионным клубом назвал этот комитет и И. В. Константинов. Иначе говоря, комитет не играл не только руководящей, но даже координирующей роли.

          Успех всеобщей стачки и общемосковского митинга прежде всего зависели от ФН П Р. Первоначально ее лидеры выразили поддержку идее стачки. Однако, когда от общих разговоров на эту тему руководство Белого дома перешло к делу, о ФНПР "забыли". По свидетельству И. Е. Клочкова, ни в каких конкретных обсуждениях о подготовке к всеобщей стачке он не участвовал, не участвовал ни в создании руководящего центра этой стачки, ни в составлении упоминавшихся обращений А. В. Руцкого.

          Между тем именно тогда в позиции лидеров ФНПР стали намечаться принципиальные перемены. Когда Oстровский задал С. А. Филатову вопрос о причинах этого, Сергей Александрович ответил: "Мы с ними работали". Как только в Кремле стало известно о выступлении руководства ФНПР с осуждением переворота, все телефоны на Ленинском проспекте замолчали. Исполком ФНПР сразу же потерял оперативную связь не только с провинцией, но и предприятиями и учреждениями столицы. Затем состоялся разговор И. Е. Клочкова с В. Ф. Шумейко. Лидеру ФНПР было заявлено, что занятая руководством Федерации профсоюзов позиция может повести к расколу Федерации, Кремль вынужден будет лишить ФНПР собственности и заморозить ее банковские счета. А поскольку Исполком Совета ФНПР проявил несговорчивость, последовал указ Б. Ельцина об изъятии из ведения профсоюзов Фонда социального страхования, на счету которого находились почти все профсоюзные деньги.

          "В прессе и в близких к правительству кругах" появились сведения, что Кремль рассматривает вопрос о необходимости "роспуска центральных органов ФНПР вплоть до прекращения деятельности всех профсоюзов этой системы, конфискации их имущества и собственности, а также запрещения сроком на год любых забастовок и коллективных акций протеста".

          Не ранее 23-го не позднее 24 сентября руководство ФНПР собралось в Балашихе, чтобы обсудить дальнейшую тактику. Рассматривался и вопрос о всеобщей политической стачке. И вот тут руководитель столичных профсоюзов М. В. Шмаков заявил, что московские рабочие не хотят бастовать. Подобную же позицию занял лидер петербургских профсоюзов Е. И. Макаров.

          Ситуация в Москве и Петербурге действительно была непростая.

          Во время апрельского референдума из 4,4 млн. москвичей явившихся к урнам, против досрочного переизбрания президента проголосовали 2,8 млн. чел., то есть почти две трети избирателей, доверие его политике выразили 3,1 млн., а доверие самому президенту 3,3 млн., в то время как за досрочное переизбрание парламента проголосовали 1,9 млн., а в его поддержку высказались только 0,8 млн. человек.
Однако нельзя не учитывать, что 1,7 млн. москвичей занимали в отношении парламента нейтральную позицию, 2,5 млн. проигнорировали референдум. Поэтому он показал не только то, что парламент не пользуется поддержкой большинства жителей столицы, но и то, что большинство из них не поддерживают президента и его политику.

          Такая же картина наблюдалась и в Петербурге.

          Cудьба парламента зависела от того, сумеет ли он объединить вокруг себя сторонников (а их было в столице около миллиона), сумеет ли он привлечь на свою сторону колеблющихся москвичей.

          Поэтому М. В. Шмаков и Е. А. Макаров явно "поторопились" со своим заявлением. И если Кремль вел "работу" с кем-то из лидеров профсоюзов, то, видимо, с ними.

          Была сделана попытка обсудить вопрос о всеобщей стачке с представителями отраслевых профсоюзов. Ссылаясь на настроения рабочих, они  отказались поддержать идею. По словам И. Е. Клочкова, такое развитие событий было для него шоком. Тогда впервые у него возникло желание подать в отставку. Еще менее Белый дом мог рассчитывать на другие профсоюзные организации. 27 сентября "экстренная конференция объединения профсоюзов России (Соцпроф)" призвала свои организации "воздержаться от участия в каких-либо всеобщих политических стачках", а "Конфедерация свободных профсоюзов России (КСПР)" открыто выразила поддержку Ельцину.  Это свидетельствует о том, что, призывая к всеобщей стачке, А. В. Руцкой не имел поддержки массовых общественных организаций.

          Когда Oстровский обратился к бывшему тогда редактором газеты "Коммунист Ленинграда", В. М. Соловейчику с вопросом, поступали ли в эти дни из Москвы в Питер какие-либо директивы об организации всеобщей стачки, он ответил: не помню. Подобный же ответ дал один из активистов профсоюзного движения в Питере Д. В. Лобок.

          По свидетельству И.В. Константинова, он участвовал в каком-то обсуждении вопроса о всеобщей стачке, но не помнит, чтобы оно завершилось созданием штаба по ее подготовке. Во всяком случае, он, лидер ФНС, в него не входил. Во время этого обсуждения И. В. Константинов попросил, чтобы ему были даны полномочия Верховного Совета на организацию стачки в Москве. В таком случае он обещал вывести рабочих на улицы. В этой просьбе руководство парламента ему отказало, так как главные свои надежды Р. И. Хасбулатов возлагал на переговоры.

 

Подобной же была позиция руководства Белого дома и в отношении армии.

          Как вспоминала С. Умалатова, "после 22 сентября офицерам, дежурившим при Руцком, звонили из воинских частей, предлагали помощь, боевую технику, которую хотели выставить вокруг Белого дома", но "на это Руцкой отвечал: "Нет необходимости". Рассказывали и о том, как прибывали к руководителям парламента и А. В. Руцкому посланцы воинских частей с решениями офицерских собраний в поддержку конституции. 

          По свидетельству питерского журналиста Ю. А. Нерсесова, в первые дни офицеры и генералы шли с предложениями своих услуг в Белый дом "косяками", но от их услуг отказывались. Свидетелем одной из таких сцен был Н. С. Афанасьев. В его присутствии неизвестный ему генерал-майор предлагал выделить для охраны Белого дома роту на бронемашинах, но А. В. Руцкой заявил: "Пока не надо".

          "Люди поддержали нас, - вспоминает В. А. Ачалов, - Последовали звонки из воинских частей. Находились горячие головы, готовые выступить немедленно, прибыть в Москву с оружием. Я им советовал не принимать никаких мер. В стране не должно быть беспорядков. В момент, когда начинается двоевластие, любой эксцесс может привести к трагическим последствиям".

"Генерал Ачалов, - утверждает В. Домнина, - которому на пятый день блокады удалось связаться по радио с войсками, уговаривал их не идти на подмогу парламенту", так как опасался гражданской войны. 

          2 октября в интервью "Московским новостям" В. А. Ачалов заявил: "Руцкой приказал мне принять все меры, чтобы не спровоцировать раскол в армии... Наши люди разъехались по воинским частям, командиры которых были готовы вывести войска на улицу и предупредили их, чтобы они этого не делали. Я военный человек и понимаю, что раздел армии на "наших" и "ненаших" неминуемо ввергнет страну в гражданскую войну". 

          "Мне, утверждает А. Ф. Дунаев, лично звонили многие начальники областных УВД и спрашивали, нужны ли войска. Я просил их войска не посылать, а наводить порядок на местах. Спокойствие провинции это, я считаю, главное, чего добились расстрелянный Верховный Совет и я лично". 

          В беседе с Oстровским 29 августа 2006 г. А. Ф. Дунаев заявил, что свою задачу он видел прежде всего в том, чтобы не допустить гражданской войны. "Вы не верили в возможность победы парламента?" - поинтересовался Oстровский. "Нет, ответил Андрей Федорович, - если бы началась гражданская война, народ в своем большинстве поддержал бы Белый дом, а не Кремль. 

          Тaк что обращения к армии, с которыми В. А. Ачалов, А. В. Руцкой и Р. И. Хасбулатов выступили 22 и 23 сентября имели чисто декларативный характер.

          "Ни руководство Верховного Совета, ни и. о. Президента, ни вновь назначенные руководители Министерств, - пишет один из защитников Белого дома, - не приложили усилий для организации целенаправленного сопротивления режиму", более того, они даже не пытались хоть как-то организовать своих сторонников, приходивших к Белому дому". 

          По некоторым данным, за день 23 сентября "через площадь" у Белого дома прошло около 150 тысяч человек. Однако никто не вел с ними работы и даже не попытался использовать их как "армию поддержки" парламента. Люди приходили и уходили, в результате около 21.00 здесь перед Домом Советов находилось всего лишь около 12 тысяч человек, меньше, чем накануне.

          Белый дом не использовал даже те инициативы, которые шли снизу. Оставленные без организации люди, приходившие к Дому Советов, сами стали создавать "цепочки оповещения" друг друга для передачи информации и для экстренного сбора на Краснопресненской набережной. 

          Разогнав парламент, Б. Н. Ельцин и его окружение сразу же начали идеологическую войну против Белого дома, обрушив на население страны потоки дезинформации. Одновременно был прекращен выход в эфир телевизионной программы "Парламентский час", отключено "Парламентское радио". И если 23-го подготовленный накануне номер печатного органа Верховного Совета "Российской газеты" вышел в свет, то с 24-го газета выходить перестала.

          Между тем, как пишет В.И. Анпилов, в руках парламента оставались "огромные издательские возможности типографии Верховного Совета". Их можно было использовать для контрпропаганды. Однако они "использовались только для распечатки многочисленных резолюций, принимаемых Съездом депутатов Верховного Совета. О массовом издании листовок для москвичей никто не думал, хотя, как мне говорили рабочие типографии, они готовы были выполнить любое задание в любое время суток". 

          "От имени и. о. президента, парламента, отдельных депутатов, политических организаций оппозиции, вспоминает В. Л. Шейнис, - один за другим следовали призывы к рабочим, трудовым коллективам, военным, молодежи, студентам, женщинам, ученым Академии наук, работникам министерств, отдельным москвичам, к прихожанам православных храмов и т. д. - кажется, не была забыта ни одна категория граждан". Призывы облекались в форму листовок, oднако, по свидетельству В. И. Анпилова, до адресатов они не доходили: "...Наши пропагандисты у проходных ЗИЛа, АЗЛК, металлургического завода "Серп и Молот", - пишет он, - обнаружили, что московские рабочие судят о конфликте вокруг Верховного Совета только по передачам проельцинского телевидения".

Из этого В. И. Анпилов делал вывод, что листовки печатались в слишком малом количестве. "Трудовая Россия" потребовала увеличить тираж листовок. Но отклика со стороны руководства парламента это требование не получило. 

          Между тем находившийся в эти дни в Белом доме петербургский журналист Юрий Аркадьевич Нерсесов обратил внимание на то, что типография Верховного Совета печатала листовки в огромном количестве. Некоторые кабинеты в буквальном смысле этого слова ломились от них. Однако вместо того, чтобы распространять листовки по городу, чтобы отправлять их в провинцию, Верховный Совет ограничивался только тем, что раздавал их митингующим возле Белого дома.

          "Никто, пишет А. И. Колганов, всерьез" не пытался "превратить тысячи митингующих на площади в распространителей листовок, что могло резко поднять эффект листовочной кампании". 

          Получается, что кто-то лишь делал вид, что ведет агитационную работу. Между тем от этой агитации во многом зависела и судьба объявленного на 26-е общемосковского митинга, и судьба назначенной на 27-е всеобщей политической стачки, и судьба самого парламента.

          В то же время руководство парламента становится на путь дезинформации, которая превращается в своеобразный допинг для поддержания настроений среди сторонников Верховного Совета.

          Так, не ранее 24-го не позднее 25 сентября в своем обращении к силовым ведомствам А. В. Руцкой в полном противоречии с действительностью заявил: "Нас поддерживает Сибирский военный округ, Приволжский военный округ, Ленинградский военный округ. Уже десятки дивизий, частей и соединений заявили протест против антиконституционных действий". 

          А в ночь с 24 на 25 сентября Ю. М. Воронин сообщил, что "к Дому Советов пришел большой отряд офицеров и солдат" и он решил развернуть полевые кухни. Кроме того, добавил оратор, поступила масса телеграмм и телефонных звонков от военнослужащих, решивших выступить на защиту ВС". Очень скоро выяснилось, что это тоже была дезинформация.

          Когда Р. И. Хасбулатов спросил В. А. Ачалова, "где же обещанные им войска, генерал парировал: "Там же, где и ваши обещанные трудовые коллективы".

 

Издания защитников  Дома Советов