Идейные предпосылки ельцинизма
Чтобы удержать власть, советские вожди должны были вовремя определять необходимость смены вех. При этом одинаково важно не забегать вперёд идеологического времени и не отставать. Главное – не верность догматам самим по себе и не их истинность либо популярность; важнее всего, чтобы они позволяли защищать рубежи идеократии – власти идеологии. Всё, что этому способствует, и есть истинно революционное или демократическое (в зависимости от принятого идеологического языка). То, что препятствует самосохранению режима, даже если это верноподданнические идеологические заклинания, есть штрейкбрехерство, оппортунизм, идеологическая слепота. Оппортунистами были при Ленине – Плеханов, при Сталине – Троцкий, при Хрущёве – Молотов, при Горбачёве – Лигачев. Наибольшие шансы возглавить режим имеет тот, кто ощутит идеологическую доминанту времени и сумеет её реализовать. История показывает, что в вожди пробивалась наиболее соответствующая идеологической задаче эпохи фигура: Ленин – для захвата власти, Сталин – для тотальной экспансии, Хрущёв – для вынужденных отступлений и компенсирующих контрнаступлений, Брежнев – для перехода к тотальной обороне, Горбачёв – для фронтального отступления и мимикрии. Субъективный фактор, конечно, накладывает свой отпечаток: степень беспринципности партийного лидера, его долголетие могут удлинить этап, а ошибки либо смерть – сократить его. Но сами периоды экспансии и обороны идеократии вполне объективны.
Выбираясь из чёрной дыры идеологической мании – коммунизма, общество проходит более «мягкие» идеологические круги. Этот процесс может протекать сравнительно безболезненно и кратковременно, но можно и надолго застрять в очередной форме идеологического помешательства. Когда Россия выжила при сталинизме-коммунизме, ей было суждено пройти круги прельщения социализмом (окончательное построение социализма – при Хрущёве; развитое социалистическое общество – при Брежневе). В эти периоды режим был вынужден отменить тотальный террор и постепенно ослабить контроль над обществом. Не имея сил на прямое разрушение, злая воля инфицирует жизнь, паразитирует на положительных импульсах, фальсифицирует подлинные ценности, взнуздывая их до абсурда. Наступил момент, когда ради сохранения власти номенклатура отказывается от идеологических догм и даже отдаёт на заклание партию, идёт на беспрецедентную мимикрию – радикальную смену лозунгов для сохранения власти. От коммунистического самоистребления и социалистического самообмана идеократия переходит к тактике паразитирования на антикоммунистической реакции общества и стремлении людей к традиционным жизненным ценностям.
С начала девяностых годов страна входит в следующий идеологический пояс: либерал-большевизм – идеология третьего порядка, не требующая тотального разрушения и самоистребления (как при коммунизме), не декларирующая ложные идеалы (как при социализме), а провозглашающая ценности положительные, но гипертрофированные и потому искажённые. Либерал-большевизм навязывает псевдолиберальные ценности, абсолютизируя понятия свободы, демократии, рынка. Он не имеет отношения к подлинным идеалам либеральной демократии, так же как социализм – к социальному равенству и справедливости. Если коммуносоциализм – это антирыночная утопия, то либерал-большевизм – утопия рыночная, насаждаемая средствами государственного принуждения. В отличие от агрессивного интернационализма в коммунизме и агрессивного национализма в фашизме, либерал-большевизм разлагает остатки традиционного религиозно-нравственного микрокосма внедрением общечеловеческих ценностей, общества потребления, единого мирового порядка. При видимой противоположности коммуносоциализму и фашизму либерал-большевизм имеет с ними общие основы: атеизм и агрессивная антидуховность; обман и демагогия, имморализм, беспринципность, возведенные в принцип; ограниченность и разорванность сознания, склонного к разного рода фобиям, массовым психозам, истериям; атрофированность правосознания, исторической памяти и национального самосознания; партийный подход, безжалостное отношение к идейным противникам, которые воспринимаются как нелюди. При любой разновидности идеократический режим способен править только ложью и насилием.
Разваливающийся режим с помощью Ельцина хоронит под собой государство. После краха коммунистического тоталитаризма (всевластия государства) маятник идеократии качнулся к либерал-большевистскому разрушению государственности и подавлению национального достоинства русского государствообразующего народа. На неизбежной реакции защиты национально-государственного организма паразитирует идеомания этатизма (гипертрофия роли государства) и шовинизма (абсолютизация государствообразующего народа). Националистическая одержимость не присуща русскому народу, но определённые силы стремятся пробудить её в России. В каждый исторический момент важно отделить положительные тенденции от паразитирующих на них духов.
Границы возможных изменений в каждый период определяются состоянием ведущего слоя общества. Каковы были качества «элиты» к моменту разрушения коммунистического режима в начале девяностых годов?
Диссиденты, боровшиеся с режимом, либо занимались неполитической правозащитной деятельностью, либо в условиях гонений проявляли политическую активность в болезненных формах. Ненависть к режиму они переносили на Россию, вступали в контакт с зарубежными организациями, заинтересованными в разрушении страны, что делало их вольными или невольными проводниками враждебных России интересов. Общественные деятели, которые формировались вне партии, были способны на гражданское мужество, героизм в противостоянии насилию, но лишены политических навыков. Эти люди раскрывают свои достоинства в ситуации борьбы, но теряются в условиях мирного политического созидания. Примером является парламентская деятельность некоторых диссидентов.
Практически все политизированные элементы входили в КПСС, ибо партийный билет являлся допуском к общественной деятельности. Поэтому политически активные члены общества воспитывались в сфере искаженного идеологией мировоззрения, что не могло не сказаться на их человеческих качествах. Сознание номенклатурных работников ограничено атеистическими, материалистическими, классовыми идеологическими предрассудками. Они не были способны сполна осознать реальность и адекватно в ней ориентироваться. Советская бюрократия, «привыкшая трепетать, угождать и не иметь своих убеждений» (И.А. Ильин), отличалась беспринципностью. Её основные профессиональные навыки – аппаратная интрига, угодливость перед начальством, унижение подчинённых. В искаженном партийном сознании национальные интересы уступали идеологическим (как повелось с Брестского мира). Партийная номенклатура вобрала в себя духовных бомжей разных наций, людей, не обретших дома в своей национальной культуре. Интернациональный люмпен не мог породить тип национального реформатора, который необходим стране в период грозных испытаний.
Лучшее, что смогла произвести эта среда, – Горбачёв, который был наиболее умным из членов Политбюро. Но и ему не удалось вырваться из плена догм. На примере Горбачёва видно, что идеология формирует тип руководителя, в котором человеческие достоинства подавляются и блокируются общеидеологической атмосферой. Чем больше в нём проявлялись человеческие достоинства, тем слабее он оказывался как политик в атмосфере разлагающейся идеократии. Поэтому необузданная энергия сменялась в нём апатией, жёсткость к конкурентам – безвольными компромиссами, самоуверенность – робостью. В результате, имея неограниченную власть, он упустил все возможности. Партийный вождь по природе вещей не способен превратиться в национального лидера, которому были бы открыты духовные основы, историческое назначение России, состояние и потребности общества. Но и вне КПСС условий для этого не было. Умонастроением номенклатуры и определился облик реформ 1985–1991 годов: уступки при сохранении системы, полумеры, которые усугубляли проблемы, лавирование, которое заводило в новые тупики, судорожные попытки отстоять последние идеологические рубежи, завершившиеся полным крахом.
С августа 1991 года к власти прорвались кадры второго эшелона номенклатуры, поднаторевшие в аппаратных войнах, изголодавшиеся по высшей власти и абсолютно циничные. Какие моральные нормы сдерживали их, когда рухнула система взаимоконтроля номенклатурной стаи? В ситуации полного произвола они проявили аморализм в средствах борьбы, необузданную алчность при распределении государственной собственности. «Элита» страны породит пародию на граждан свободного государства – новых русских.
В условиях духовного разложения иначе и быть не могло. Мы были исторически приговорены к тому, что период распада обломков тоталитаризма будет длительным и мучительным. Долго ещё трупный яд коммунизма будет отравлять нашу жизнь, в то время как клетки национального организма восстанавливаются медленно и болезненно. Как участники трагических событий, мы остро переживаем происходящее. Развал великого государства и жестокое ограбление народа кучкой нуворишей, бесстыдная ложь, наглый обман властителей, насилие и разбой – эта общая беда терзает наши души, лишает жизненных ориентиров. Одних это повергало в отчаяние и безысходность, других толкало к слепой агрессии. Казалось – невозможно разумное сопротивление. Но катастрофы XX века не только принесли невиданные потери и невероятные страдания – они одарили нас опытом, который может стать залогом возрождения России.
Многое из происходившего после революции августа 1991 года объясняется противоречивостью процесса оздоровления, в котором проблески памяти и сознания общества чередуются с рецидивами помутнения. Когда в результате массового общественного протеста рухнула коммунистическая система, инстинкт самосохранения вынудил старое и новое поколения номенклатуры объединиться в замене социализма капитализмом, но при условии, что капиталистами станут коммунистические кадры. Этим объясняется бескровность августовской революции.
Между политическими поколениями существует генетическая связь. В советское время политический слой мобилизовывался из идеологически ориентированных элементов всех народов СССР, взращивался и воспитывался в отрыве от национальных культур, в искусственном номенклатурном социуме, в атмосфере искажённых ценностей. Номенклатура обладала свойствами интернационального люмпена – была деклассированной (по отношению к традиционному социуму) и денационализированной (с атрофированными исторической памятью и национальным самосознанием, без чувства родственности народу, культуре, государству). Безудержная борьба за власть как средство самосохранения интерлюмпена и была проводником идеологического задания режима в каждый исторический период. И перестроечное поколение политиков взращено во внеисторическом пространстве утопии, вне органичного жизненного уклада. Идеологический утопизм обрывает связи с национальной культурой, с традициями; утративший национальные корни человек всегда беспринципен. Когда рухнула система, в которой формировался правящий слой, обнажилась его природа: без идеологических авторитетов вчерашние циники объединились в шкурных интересах власти и обогащения. Поэтому они так легко изменили партийным догмам. «Не удивительно, что эта элита унаследовала многие ментальные привычки, функционально-ролевые установки и модели поведения, свойственные её исторической предшественнице (отношение к гражданам как к подчиненным; ориентацию на критерии политической целесообразности, на постоянное и приоритетное использование политических регуляторов властных отношений независимо от их легализованности и опосредованности правом; использование по преимуществу теневых и полутеневых способов принятия решений как метода подбора кадров; ориентацию на решение в первую очередь собственных проблем и безразличие к делам общества)» (В.Н. Руденкин).
Коммунодемократия представляет собой сплетение псевдолиберальных догм с большевистским менталитетом. Потеряв партию и союзную власть, сообщество идеоманов переходит к разрушению государственности, разложению остатков базовых ценностей и форм жизни русской цивилизации. Идеомания меняет знак: деспотические правители-коммунисты мимикрируют в разрушителей и разлагателей-демократов. Мишура либерально-демократических лозунгов обволакивает сознание людей и нейтрализует общественный протест. Всенародно избранный, безальтернативный гарант демократии и конституции расстреливает конституцию вместе с парламентом и гражданами страны в октябре 1993 года, демократы-реформаторы оборачиваются беспринципными грабителями с большевистскими наклонностями; свободные демократические выборы, независимость средств массовой информации оказываются демобилизующими общество фикциями; конгрессы граждан и договоры об общественном согласии прикрывают насаждаемый раскол общества на избранных и отверженных, которые клеймятся как враги народа (национал-патриоты, красно-коричневые, коммунофашисты).
Социально-политическая база режима
После крушения СССР эффективные реформы естественно было бы начать с превращения государственных предприятий в полноценные рыночные субъекты. По мере проведения справедливой приватизации государство могло бы предоставлять собственникам необходимые для рыночного существования полномочия, в том числе и право формировать цены. В этом случае не было бы резкого роста цен и галопирующей инфляции, невиданного обнищания населения. Логика экономических реформ в пост-тоталитарном государстве была продемонстрирована отцом экономического чуда в ФРГ Людвигом Экхардом: вначале демонополизация экономики, затем приватизация. И только по мере формирования в ФРГ рыночного сектора экономики и становления полноценных рыночных субъектов государство постепенно отменяло контроль над ценами. В частности, либерализация цен на энергоносители была проведена только к началу шестидесятых годов. Но так как в планы режима не входило создание эффективной экономики и повышение благосостояния граждан, в России сделано было всё иначе.
«Либерализация цен» по Гайдару не имела к подлинной либерализации экономики никакого отношения. Снятие контроля государства над ценами в условиях монополистической полугосударственной-получастной экономики резко ускорило расхищение государственного капитала новым правящим слоем.
В 1992 году Верховный Совет принял закон о «приватизационных счетах», по которому каждому гражданину открывался банковский счёт на 10 тысяч рублей. Эти средства невозможно было снять или потратить на какие-либо покупки, с него можно было только участвовать в приватизации. Подобные механизмы были разработаны в странах Восточной Европы. Но Ельцин наложил на этот закон вето и, используя чрезвычайные полномочия, которые парламент страны наделил его для проведения экономических реформ, подписал с подачи Гайдара и Чубайса закон о «ваучерной приватизации». Абсолютное большинство граждан продало анонимный «двуликий» ваучер за бесценок анонимным скупщикам; в свою очередь за мешки ваучеров номенклатурный и криминальны капитал опять же за бесценок скупал наиболее лакомые куски государственной собственности.
Комментарий 2011 года
В 1992 году Чубайс назвал ваучерную приватизацию народной», заклинал, что цена одного ваучера для каждого гражданина – стоимость двух машин «Bолга». Через много лет в интервью 2010 года он цинично признался в сознательном глобальном обмане, но при этом нравственно чувствует себя вполне комфортно:
«В этой политической реальности, при этом выборе, глубоко понимая все его изъяны, мы видели, что ваучеры – это единственный способ… Альтернатива хуже. Политика – искусство реального. Точка… В чём главная претензия российского народа к приватизации? Она описывается одним словом: несправедливая. Абсолютно правильная, справедливая претензия. Наша приватизация была совсем не справедливая. Но настаиваю я лишь на том, что альтернативы "справедливая/несправедливая” не было. Была альтернатива "несправедливая/чудовищная”. Что это означает в переводе на социальные последствия? Да очень просто. Все не любят приватизацию, она несправедливая, но терпят. А была бы она чудовищная, – кровью бы мы все умылись. Вот и всё. В чём политическая конструкция? Политическая конструкция в том, что мы отдали собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора заводов. Они её и получили. Именно это предотвратило кровь. Потому что если мы попытались бы не отдать им эту собственность, то они бы её всё равно взяли. Только они бы её взяли вообще без каких-либо легитимных процедур. А так они её взяли с легитимными процедурами. И это, как это ни смешно, придало некоторую политическую стабильность конструкции».
То есть, реформаторы сознательно предоставили все возможности для разграбления собственности бандитам, секретарям обкомов, директорам заводов, и главную задачу власти видели в легитимации преступного захвата собственности. Чубайс лжёт вновь – это не предотвратило кровь: народная приватизация вызвала перманентный передел собственности с убийствами предпринимателей вот уже два десятилетия, кровавый расстрел российского парламента в 1993 году, не в последнюю очередь и чеченские войны. Многие из современной жизни коренится в тогдашних «реформах». Легитимировав тогда всероссийское преступление власть до сего дня законодательно совершенствует методы захвата собственности у предпринимателей чиновниками и силовиками: рэкет девяностых из бандитского преобразовался в крыши силовиков, криминальные ограбления предпринимателей развились в чиновничьи рейдерские атаки на успешные фирмы и предприятия, – через суды, по закону, а не по понятиям. Через два десятилетия Чубайс не смог назвать ни одного примера чудовищной приватизации (от которой он «спасал» Россию) в посттоталитарных странах – то есть, таковой не оказалось в природе. В то же время можно привести множество примеров успехов справедливой приватизации, – начиная с послевоенной ФРГ.
Итак, дилетанты в экономике (ибо профессионализм не позволяет догматически отвергать альтернативные варианты, не рассматривая или даже не ведая об их существовании: «мы отвергали критику…») маниакально запустили механизм разрушительной экономической реформы, не считая нужным (с дилетантским же апломбом и высокомерием) задумываться о её последствиях в остальных сферах жизни общества и государства: «А мы вообще в эту сторону не двигались, потому что мы экономисты. Мы занимались переходом из плана в рынок. Попутно, если оставалось время, переходом из авторитаризма в демократию. А вот тут еще, понимаешь, нужно что-то делать с этим созданием национального государства и развалом империи, а мы тут как-то не очень… Мы совсем плохо этим занимались, особенно в социальном срезе, в ментальном срезе, мы этим занимались исключительно в экономическом срезе – как осуществить финансовую стабилизацию в стране с пятнадцатью эмиссионными центрами. Это была совершенно жуткая тема. Ну, там и внешнеэкономическая политика, конвертация рубля и т.д. Это были сложные вещи. Мы очень мало погружались в миграционные последствия, в политические последствия… Все эти финансово-бюджетные, социально-экономические срезы реформирования мы видели, а вот 25 миллионов русских за рубежом, и национальная уязвленность от потери империи – сюда мы вообще не двигались…». Хотя Чубайс и компания уже тогда сознавали, что их реформы приведут страну к глобальным катаклизмам, при которых «в принципе, пяток-десяток миллионов грохнуться могут легко на этом деле». Если это не преступная политики, что тогда преступление?
Результаты подобных «реформ» оказались бедственными. «Форсированная приватизация дала российскому бюджету меньше 9 млрд. долларов (это в 12 раз /!/ меньше, чем от своей приватизации получила Боливия: больше 90 млрд. долларов). Появление узкого слоя "олигархов”. Обвальное падение уровня жизни миллионов россиян. Среднемесячную зарплату, равную 183 долларам США (при этом зарплата 10% работающих по найму россиян составляет 20 долларов в месяц). Падение доли оплаты труда в валовом внутреннем продукте в 2,4 раза. Теневую экономику, адекватную 25% официальной. Колоссальные межотраслевые диспропорции в зарплате (от 22 275 рублей в газовой промышленности, что в десять раз выше прожиточного минимума, до 2042 рублей в сельском хозяйстве, что почти на 200 рублей меньше прожиточного минимума). 3,5 миллиона бомжей. 1,2 миллиона уличных проституток, 5 миллионов беспризорников (больше, чем в послевоенный 1947 год). Утрату целых научных направлений в оборонной промышленности, физике, химии, биологии, археологии, истории. Угрозу депопуляции. Коррупцию, превратившуюся в серьезную угрозу национальной безопасности» (В.Н. Руденкин).
Были разрушены отечественное производство, наука, прекратилось развитие высоких технологий и воспроизводство квалифицированных кадров. Треть научных кадров – наиболее дееспособных – работает за границей. Значительная часть наиболее ценных научных разработок продана на Запад за бесценок. Всё это подрывает обороноспособность России. Россия стала источником сотен миллиардов долларов прямых и косвенных инвестиций в экономику западных стран – за счёт бегства капитала, а также невыгодного перераспределения сырьевых, человеческих ресурсов и научных разработок. Невиданное обогащение малочисленной группы не могло не привести к обнищанию большинства населения страны. Подобные «реформы» отводят России роль страны, производящей в основном сырьё и энергию, накапливающей вредные отходы, страны с бедствующим и деградирующим населением. В результате впервые после Великой Отечественной войны в России начался процесс сокращения населения – примерно миллион в год.
Что подвинуло Ельцина и его окружение на действия, несущие стране и народу новые бедствия? Основные психологические установки и профессиональные навыки Ельцина сформировались карьерой партаппаратчика. Назначение и деятельность партийного номенклатурщика мало связаны с жизненными нуждами подведомственной территории или организации, его карьера определяется законами функционирования партийно-бюрократической машины. Борьба за выживание в номенклатуре культивировала раболепие перед вышестоящими, жёсткость и грубость по отношению к нижестоящим, перманентные интриги, декларирование идеологических догм при идейной беспринципности (что позволяло быстро менять позиции по мере изменения генеральной линии партии), стремление примкнуть к господствующему клану, серость и безликость (чтобы не раздражать идеологический контроль), руководство по циркулярам сверху… Этими качествами в избытке обладал Ельцин, который, будучи высокопоставленным партийным функционером, верой и правдой служил коммунистическому режиму, в частности, с энтузиазмом рушил храмы в Свердловской области и приказал уничтожить дом Ипатьевых, в котором была расстреляна семья императора Николая II. На Пленуме ЦК КПСС в 1988 году в ответ на обвинения со стороны высшего партийного руководства Ельцин признал их и покаялся. Опальный номенклатурщик, проявивший раболепие и беспринципность, вызвал жалость у столичной интеллигенции и был наделён ореолом мученика. Опираясь на общественную поддержку, проявив безудержную жажду власти и способность к аппаратной интриге (менее всего в партийных кабинетах обучали политике как искусству управления государством) Ельцин начинает восхождение к вершине власти.
Полная беспринципность проявилась в поспешной смене лозунгов. Все «демократы» сохраняли партбилеты до тех пор, пока это было выгодно. Демократический жаргон был усвоен с такой же легкостью, с какой совсем недавно использовалась коммунистическая риторика. Сознание же и политические инстинкты остались большевистскими: до основания всё разрушить, чтобы строить очередную утопию, кто не с нами, тот против нас… На этом Ельцин обошёл своего основного конкурента – более нравственного Горбачёва, который не решался явно игнорировать действующие законы, манипулировать Конституцией, расстреливать парламент. Ельцин побеждал политических оппонентов, нанося неожиданные удары, вербуя противников, попирая нравственные и правовые нормы, проявляя мелочную мстительность. Но каждая его победа – это очередной удар, разрушающий Россию.
После развала СССР команда Ельцина приступила к созданию социальной и политической базы нового режима. Из возможных вариантов экономической реформы был выбран тот, который наиболее способствовал формированию класса избранных – верной опоры режима. Новая правящая номенклатура сложилась из альянса «бывших» – партийно-комсомольского актива и новоявленных «демократов.». Губернаторы и «представители» всех рангов начали создавать коммерческие структуры, получающие через них же льготные условия, «отписывать» на родственников и близких земли и недвижимость. В слой избранных попадают и текоммерческие структуры, которые принимают условия коррумпированной связи с новой номенклатурой. В так называемом рынке серьезный первоначальный капитал можно было получить только через централизованно-бюрократические связи: партийные или комсомольские деньги, льготные кредиты, лицензии на распродажу природных ресурсов, распределение западных кредитов, допущение к приватизации предприятий, недвижимости...
Режим не ведёт борьбы с организованной преступностью, чем создаёт для криминального капиталаневиданно благоприятные условия. Львиную долю прибыли скрывают и коммерческие торговые структуры. Ещё одна группа, входящая в слой избранных, – представители зарубежного авантюристического капитала. Для инвестиций солидного капитала в производство условий не создаётся. Экономика искусственно задерживается на этапе торгового и финансового капитала, когда самоубийственны всякие инвестиции в производство. Зона сверхприбылей – это торговые и финансовые спекуляции, особенно выгодные при зарубежном участии.
Таким образом, логика и направленность экономических «реформ» диктовались шкурными интересами правящего слоя. Избранные стремятся к тому, чтобы принятые меры были быстрыми и необратимыми. Псевдолиберальной риторикой прикрывается деятельность по грандиозному расхищению национального достояния узкой группой за счёт невиданного по темпам и масштабам обнищания большинства. Припавшие к этой кормушке будут защищать режим всеми силами.
В приближённые допущена предварительно обездоленная интеллигенция– за пропагандистское оправдание режима. Журналистский корпус – за раболепную службу – на сытых хлебах. Но часть гуманитарной «элиты» продалась за право показывать кукиш не в кармане, а на глазах у всех, за «свободомыслие на темы секса и прочей неполитической мишуры» (фраза из газеты того времени). Многие – за свободу рук в лавочном бизнесе: сдаче в аренду площадей музеев, театров, библиотек, приобщении к всеобщей торгашеской одержимости. По признаку верности фильтруется руководство силовых структур. Режим стремится привлечь на свою сторону молодежь – культивированием социально и нравственно разнузданного образа жизни.
Продолжение