Лихолетие 90-х

Суббота, 04.05.2024

2013-02-21 Виктор Аксючиц 

 
Ельцин как отец либерал-бoльшевизма 

 

Светлое будущее номенклатурного капитализма


По мере того, как выявлялась абсурдность экономических «реформ», затеянных Гайдаром и компанией, всё чаще можно было услышать, что Гайдар был идеалистом, его не поняли одни или обманули другие. Но отягощенные знанием законов рыночной экономики «реформаторы» не могли не понимать очевидные вещи. Где нет рыночных субъектов, невозможны рыночные отношения и рыночные цены. Если государство отменяет контроль над ценами в государственной монополизированной экономике, то это не либерализация, ибо отныне цены диктуются монополиями. Если верховная власть бросает государственную собственность на расхищение, то её растащат те, кто фактически ею распоряжается: бюрократия и её социально близкие – родственные коммерческие структуры, а также криминальный капитал. Коммунистическую номенклатуру не могли сдерживать какие-либо аскетические принципы самоограничения, поэтому с революции августа 1991 года началось скоротечное слияние власти и капитала. Такой экономический переворот неизбежно разрушает передовые отрасли промышленности, подавляет производителей. Невиданное обогащение меньшинства могло проходить только за счёт массового обнищания остальных. При этом неизбежна зависимость от индустриальных стран, которые вряд ли обладают избытком альтруизма к богатейшей стране, лишённой государственных средств защиты.


Гайдар ведал, что творил, хотя его трудно обвинить в стремлении к обогащению. Он душу положил на воплощение утопии либеральной западнической интеллигенции:


- Если большая часть российской экономики неэффективна, то дешевле не реформировать, а разрушить её; развивать следует только топливно-энергетический комплекс, а на продажу сырья можно завалить Россию импортом товаров потребления.


- Мощный военно-промышленный комплекс, подпитывает имперские притязания России, пугает цивилизованный Запад, да и внутренние проблемы мешает решать. Поэтому ставятся соответствующие цели: минимум государства, вырвать зубы у военно-промышленного монстра – ВПК подлежит разрушению.


При такой маниакальности в разрушении «старого» и построении «нового» трудно считать Гайдара мечтательным идеалистом, скорее это типичный утопист-революционер. Утопическое беспринципное сознание очень услужливо: понимает то, что выгодно понимать, и не хочет понять вещи нелицеприятные.


Гайдара правомочно назвать анти-Экхардом. Немецкий реформатор Людвиг Экхард в разорённой после войны стране проводил рыночные преобразования с основной целью: благосостояние для всех. Соответствуют этой цели и результаты германского чуда. Чем бы не руководствовались отечественные «реформаторы», они целенаправленно создавали условия для захвата государственной собственности правящим слоем. Алгоритм номенклатурного капитализма – распределение собственности чиновниками в руки приближенных лиц и структур. Поэтом в России ни одно крупное состояние не создано помимо чиновничьего расхищения. Все политические пертурбации обусловлены захватом собственности номенклатурой, борьбой её кланов за перераспределение и контроль над основными «пакетами» ресурсов.


Когда революционеры выполнили свою роль (разрушили отечественное производство, расчленили правовое пространство, создав благоприятную среду для коррупции и криминального бизнеса), в конце 1992 года на смену приходят хозяева – правительство сырьевиков под руководством Черномырдина. То, что было навязано, вовсе не является вариантом дикого капитализма, типа раннеамериканского. Партийная бюрократия и государственное чиновничество превращаются в правящий класс нового строя – номенклатурного капитализма; новые капиталисты сохраняют прежний коммунистический аппаратно-партийный менталитет. Все крупные состояния в России произросли из самых разнообразных источников, за исключением экономических. Партийные или комсомольские деньги, льготные кредиты государственного банка, распределение западных кредитов, лицензии на вывоз сырья и льготные таможенные тарифы, государственные заказы, льготные поставки, дотации, бюрократическое допущение к приватизации выгодных объектов государственной собственности по бросовым ценам – что-либо из этого обязательно отыщется в первоначальном накоплении капитала всех отечественных нуворишей. Кому быть богатым, решали не объективные законы экономики, а вполне конкретные бюрократические субъекты – чиновники, поэтому капитал впрямую зависел от чиновничьей поддержки. Кроме того, были созданы льготные условия для легализации криминального капитала. Поэтому в другом измерении этот капитализм можно характеризовать как бюрократически-мафиозный.


Поскольку номенклатурный капитал был сформирован насильственным захватом государственной собственности, номенклатурный «бизнес» действовал вне рискованной сферы рынка и охранялся системой государственно-чиновничьей опеки, обогащался не свободной конкуренцией, а бюрократическим распределением национального достояния. «Как и для всякой "партии меньшинства”, удерживающей власть с помощью обмана и насилия, тайной политики и дипломатии, главным принципом номенклатурного бизнеса является единство… Любая оппозиция, любое обращение к потребителю, минуя коллективную номенклатурную волю, преследуется неукоснительно и беспощадно» (А.С.Панарин). Бюрократически-номенклатурный капитал не может разориться, но способен разорить страну, поэтому он враждебен и нищенствующему большинству, и отечественному производителю, среднему и мелкому предпринимателю.


Задумали и проводили реформы люди, называющие себя демократами, либералами, рыночниками. Но, изъясняясь на псевдолиберальном и псевдодемократическом новоязе, они сохранили большевистский менталитет. В политической деятельности они руководствовались большевистскими методами – ложью и насилием. Американец, нобелевский лауреат, главный экономист Всемирного банка Джозеф Стиглиц характеризовал реформаторскую деятельность Гайдара и Чубайса как «большевистские подходы к рыночным реформам… грабительскую приватизацию». Либерал-большевики раскололи Россию на две страны – малочисленное сословие новых русских, захватившее богатства страны, и обездоленное большинство населения. Материальное и духовное «кровоснабжение» единого национально-государственного организма нарушено. Бедствия начала девяностых годов невозможно объяснить трудностями переходного периода, оправдать издержками реформ или наследием проклятого прошлого. Всё происшедшее является результатом целенаправленных действий. Встает вопрос: кого и с какой целью?


Логика разрушительных «реформ» в России подозрительно соответствует жизненным интересам стран золотого миллиарда. Чтобы прибрать к рукам богатейшие природные ресурсы России, необходимо лишить страну обороноспособности. – Реформы по шпаргалке Международного валютного фонда разрушили отечественный военно-промышленный комплекс, который располагал современными технологиями, после чего начался невиданный вывоз российского сырья. Мировой финансовой олигархии необходим огромный российский рынок сбыта для своих товаров. Многие войны велись за захват источников сырья и рынков сбыта. – Российские «реформаторы» в мирное время уничтожают отечественных товаропроизводителей, сельское хозяйство превращается в натуральное, когда люди выращивают только на свой прокорм, а магазины городов торгуют низкокачественным зарубежным продовольствием. Индустриальным странам нужна свалка грязных технологий, – Россия превращается в эту свалку: отовсюду явно и тайно везут для захоронения радиоактивные и ядовитые вещества. Им нужны наши научные и культурные достижения, – в России рушится уникальная система образования, науки, бедствует культура, вытесняется традиционная религиозность. Организована утечка мозгов – лучшие российские учёные и деятели культуры за мизерную плату окормляют тамошние университеты и концертные залы. Бездуховность – это смерть нации. Всё это было бы невозможно без альянса мировой финансовой олигархии с российским правящим слоем.


Стремительное обнищание и люмпенизация населения создают социальную базу для тоталитарного реванша, а значит, лишают властителей долговременных перспектив и гарантий. Насильственный захват общенациональной собственности ввергает страну в длительный период перераспределения капитала. Ибо те, кто умеет только захватывать и давить конкурентов, не способны рентабельно распорядиться капиталом. Потомкам номенклатурных и мафиозных капиталистов не у кого наследовать способность сохранить и приумножить капитал: новое время создаст другие условия и потребует новых качеств. По законам природы (или экономики) капитал рано или поздно концентрируется в руках эффективных собственников, способных нести бремя эффективного управления крупной собственностью в интересах своих и общества.


Если бы властный слой руководствовался не сиюминутным обогащением, а своими долговременными интересами, то он создал бы стабильную органичную общественно-экономическую систему. Разумный эгоизм власти подсказал бы руководствоваться общенациональными интересами. Для этого реформы нужно было бы ориентировать на максимальное смягчение и сокращение объективного периода перераспределения капитала. Это значит, что реформаторы должны были, прежде всего, создавать условия для формирования широкого класса эффективных собственников – среднего класса, в котором конкуренция выделила бы сословие крупных собственников.


Поздний ельцинизм


В начале девяностых судорожные попытки создания нового правящего слоя (либерализацией цен и народной приватизацией) привели к формированию номенклатурного капитализма. Затем бюрократия, захватившая основные богатства страны, создаёт родственные финансовые и коммерческие структуры – к середине девяностых формируется уклад олигархического капитализма. Олигархи назначались чиновниками из родственных сфер, в основном из бывшего комсомольского актива. Одновременно в новую систему интенсивно интегрировался криминальный капитал.


Номенклатурно-криминальный капитал получил мощнейшую подпитку в «ваучерной приватизации» в начале девяностых, олигархическо-криминальный капитал возрос на порядки при «залоговых аукционах» в середине этого десятилетия. Власть объявила как бы аукционы, на которых выигрывали назначенные сверху банки. Но покупалось всё не за счёт собственных средств (таковых не хватало на скупку даже по дешевке крупнейших предприятий и целых отраслей страны), а за счёт государственных кредитов. Законом предполагалось, что если банки не возвратят кредиты, то собственность вернётся государству, но об этой «мелочи» все быстро забыли. Так на государственные средства создавался крупный частный капитал России, – афера похлеще «ваучерной».


Бесконечные номенклатурно-олигархические войны за раздел и передел собственности не мешали новому правящему слою объединяться всякий раз, когда возникала угроза его существованию. Таковое единство было продемонстрировано при расстреле Верховного Совета в октябре 1993 года и в президентских выборах 1996 года. Затем оно проявлялось в перманентном подавлении возможных конкурентов – представителей малого и среднего бизнеса – носителей формации народного капитализма.


Крах либерал-большевистских реформ становится всё более очевидным, в том числе и для думающих людей Запада. В начале 2000-х годов американский экономист, лауреат нобелевской премии Джозеф Стиглиц так охарактеризовал итоги девяностых годов. «Россия получила совсем не то, что обещали ей сторонники рыночной экономики или на что она надеялась. Для большинства населения бывшего Советского Союза экономическая жизнь при капитализме оказалась даже хуже, чем предостерегали их прежние коммунистические лидеры. Перспективы на будущее мрачны. Средний класс уничтожен, создана система кланово-мафиозного капитализма. Единственное достижение – возникновение демократии с реальными свободами, в том числе свободной СМИ, – представляется хрупким… Хотя те, кто живёт в России, должны нести за случившееся значительную часть ответственности, частично вина ложится и на западных советников, особенно из США и МВФ, так стремительно ворвавшихся в Россию с проповедью свободного рынка. Как бы то ни было, именно они обеспечили поддержку тем, кто повел Россию и многие другие экономики по новому пути, проповедуя новую религию – рыночный фундаментализм в качестве заменителя старой – марксизма, оказавшегося несостоятельным».


К концу девяностых годов России настоятельно необходима формация политиков, сочетающих либерализм в экономике и государственность в политике – эффективную рыночную экономику и сильное социальное государство. Но эти реалии драматически размежеваны. Те, кто считают себя государственниками, оказываются апологетами распределительной экономики, которая по природе своей не может быть эффективной, а значит, не облагоденствует общество и не укрепит государство. «Государственникам» от коммунизма можно напомнить: не рухнул бы СССР в жёстком соревновании с Западом, если бы не сгнил изнутри. Либерал-радикалы же сильно преуспели в разрушении государства. Остаются последние шансы спасительного курса для страны: начать эффективные рыночные реформы и возродить социальное призвание государства.


Распределительная система номенклатурного капитализма обрекает страну на номенклатурно-олигархический застой. Высочайшие налоги не допускают конкурентов-рыночников к распределению национального богатства при приватизации. Олигархи и монополии налогов не платят, ибо это «свои», а мелкий и средний бизнес вытеснен в теневой сектор экономики.


Резкое снижение налогового бремени (наряду с сопряженными мерами) могло бы легализовать солидные капиталы и многочисленные кадры мелкого и среднего предпринимательства, стимулировало бы отечественное производство, изменило бы социальную ситуацию в стране. Кроме того, резкое понижение налогов и сокращение их количества способствовало бы выходу из «тени» значительной части работающей экономики, что на деле привело бы не к уменьшению, а к увеличению общих поступлений в бюджет.


Образно положение выглядело так: наверху пирамиды власти – карточный стол, игроки определились и держат все карты в руках. Но при этом не играют (ибо не умеют и не хотят учиться), а хватают, пихаются, выплескивают на конкурентов ушаты компроматов, а то и отстреливаются, подкладывают друг другу бомбы. Наиболее циничные и умные понимали, что дальнейшая суета закончится плачевно для всех. Выход был только в том, чтобы резко расширить состав игроков и начать, наконец, подлинную игру. Это рискованно (ибо рынок, прежде всего, риск), но риск потери всего в случае потери власти или риск потери самой жизни – ещё менее привлекателен. Новички более искушены в правилах игры, ибо для бизнеса нужны иные навыки, нежели для захвата капитала силой. Однако у номенклатуры остаются все козыри в руках (первоначальное накопление ею монополизировано), но своя жизнь дороже, поэтому лучше сменить полный беспредел хоть на какие-то гарантии. Если не благосостояние народа, не интересы общества или государства, то шкурный интерес вынуждает наиболее дальновидных из власть имущих на меры, спасительные для них, но и дающие какие-то выгоды обществу.


Этим объясняется тот факт, что младореформаторы в правительстве Черномырдина с 1997 года пытались трансформировать беспредельное расхищение государственной собственности чиновничеством и олигархами в цивилизованные формы приватизации. Была пресечена попытка руководства РАО «Газпром» присвоить большую часть государственной доли акций крупнейшей в мире корпорации. Залоговые аукционы лета 1997 года впервые проводились, хоть в какой-то степени, открыто и на законных основаниях, что вызвало агрессивную атаку неудовлетворенных олигархических структур, сопровождавшуюся кампанией компроматов против младореформаторкого крыла в Правительстве.


В октябре 1997 года Первые Вице-премьеры правительства Анатолий Чубайс и Борис Немцов обратились к президенту Ельцину с конфиденциальным письмом, в котором предлагали программу народного капитализма: «Мы не можем допустить, чтобы российский капитализм, уже преодолевший свои первоначальные, "дикие” формы, успел переродиться в олигархический, антинародный. На смену "бандитскому” капитализму в России должен придти демократический, поистине "народный капитализм”, выгодный большинству россиян. На месте немногочисленных "новых русских” должен вырасти многомиллионный "средний класс”. Мы понимаем "Народный капитализм” для России как: общество равных возможностей, общество без "кричащих” богатства и нищеты; общество, в котором главным фактором стабильности является широкий "средний класс”; новый экономический и общественный порядок, который выгоден абсолютному большинству россиян; общество, в котором интересы крупного, среднего и мелкого капитала сбалансированы таким образом, чтобы обеспечить неуклонный экономический рост… Для решения этой качественно новой задачи недостаточно простой корректировки реформ. Нужна целостная программная политика – "Новый курс для Новой России”, сравнимый разве что с "новым курсом” Ф. Рузвельта, который сумел преодолеть "великую депрессию” 1929-33 гг. и вошёл в мировую историю как патриарх и зачинатель американского "экономического рая”… В отличие от множества идеологических платформ оппозиции, "Новый курс” Президента Ельцина будет опираться не на лозунги и пустые обещания, а на конкретную программу действий Правительства; на реальные меры по изменению финансовых, налоговых и административных отношений». Против смертельной угрозы сплотились чиновничество и олигархия, «Новый курс для новой России» так и остался на бумаге. Что отодвинуло возможность господствующему классу выйти на путь собственного самосохранения.


Комментарий 2011 года.


Во все времена во всех странах правящий слой руководствовался своими жизненными интересами, а не интересами общества и государства. Принуждали его служить не только себе, но и отечеству давление традиций и общества, что в более поздние времена облеклось в конституции, систему и институты права. Господствующие сословия, во многом паразитируя на национально государственном организме, заинтересованы в его сохранении и суверенитете, как гарантии собственного существования. В редкие исторические моменты смертельных угроз своему государству инстинкт самосохранения принуждает господствующие слои к обузданию своих шкурных интересов, к большему или меньшему сплочению и выдвижению национального лидера либо новой властной группы, которые в силу своего исторического призвания во многом отличаются человеческими качествами от большинства.


Наши ведущие сословия наследованы из коммунистического прошлого и поэтому оказались не способными к созиданию новой России, добавили к объективным деструктивным процессам субъективную шкурную энергетику разрушения. Такие, какие есть, новые русские за два десятилетия пытались конвертировать бесконтрольную власть и невиданное обогащение в более цивилизованные ценности, – и приобрели на этом пути бесценный опыт. Прежде всего, оказалось, что никто в цивилизованном мире их с их капиталами не ждёт, – везде свободы только для своих, жёсткая конкуренция среди своих и единодушное жёсткое вытеснение чужих. Самое большое, на что могут надеяться в бизнесе наши олигархи – вилла и ресторанчик на берегу моря, а также допуск к оплате за высокий сервис для семьи и обучение детей не в самых элитных учебных заведениях. Разрешено ещё держать все свои финансы за пределами России – не ради облагодетельствования «наших», а ради финансирования зарубежных экономик. Побочным эффектом для новых русских является контроль их зарубежные счетов вместе с полным контролем над происхождением их содержимого. В общем, «наши» там не рукопожатны не только в высшем свете, но и в солидной публике. В тамошнюю элиту нашей «элите» путь заказан навсегда.


Из этого жизненного опыта следует неутешительный вывод: наша «элита» может быть таковой только в России. Для этого нужно, чтобы Россия как минимум просто была. Для этого же надо, чтобы она была минимально суверенна. Осознание этого принуждает правящий слой хоть как-то соотносить свой шкурный интерес с национальными интересами. Война с Грузией принудила нашу «элиту» одним местом – очевидно, единственно чувствительным – вполне прочувствовать: потеря российского суверенитета обернётся неизбежным коллапсом российских «элит». (Представим себе; если бы русская армия не вошла в Южную Осетию – где была бы сейчас Россия на мировой арене и где были бы её хозяева – с минимальными остатками государственного суверенитета, а то и вовсе без него). В результате распада России все, как минимум, лишатся всех своих состояний за рубежами, ибо там, повторяю, всем всё известно про их происхождение. Это происхождение таково, что по американским законам (а Америка будет судить всех и везде по своим законам – прецеденты этого уже продемонстрированы) тюремные сроки на десятилетия обеспечены всем – за уход от налогов (невинные шалости всего нашего бизнеса), коррупцию и хищение средств госбюджета, очень многим грозит и пожизненное, или смертная казнь – для отличившихся в кровавых разборках. Судьба Хусейна демонстрирует перспективы и для политических лидеров «диктаторских режимов», захватывающих территории «маленьких демократических государств».


Во второй половине девяностых российская «элита» оказалось не способной к адекватной исторической миссии. Не было в обществе сил, способных противостоять правящему режиму. В том числе и КПРФ не превратилась в реальную левую оппозицию. Благодаря распределительному менталитету и аппаратному опыту она вписалась в систему власти, борясь за доступ к распределителям (системная оппозиция). В мировой практике правые (либералы) стремятся к созданию условий для обогащения меньшинства и роста благосостояния большинства, задача левых (социалистов и социал-демократов) – ограничивать аппетиты богатых, корректировать стихию рынка элементами перераспределения в пользу тех, кто не способен выдержать напряженного соперничества. У нас же правые – в распределительном ажиотаже, а левые – не во главе растущего социального протеста, а в суете около власти. И те и другие не выражают ничьих жизненных интересов, кроме собственных. Другой элиты в стране нет и не могло быть – коммунистические десятилетия воспитали номенклатуру, которая в решающие моменты способна продать всех и продаться. В огненном тигле выплавляется в России новый правящий слой.


Мощный инстинкт самосохранения подсказал дряхлеющему Ельцину единственный выход для него и его близких, который оказался выходом и для страны: досрочно передать власть тому, кто будет способен обеспечить безопасность «семье», сохранить доброе имя первого президента России в истории, для чего придётся исправить самые болезненные ошибки ельцинского руководства. Это в свою очередь диктует неизбежные изменения политического курса власти. Так на политической арене неожиданно для всех появляется Путин, который персонифицирует новое поколение российских политиков, призванных перейти от разрушения коммунистической системы вместе с разрушением Россией к воссозданию российского государства.


Продолжение